Россия в XXI веке: место локальной цивилизации в глобальном социокультурном, экономическом и политическом пространстве.
Человечеству имманентно присущ порыв к свободе. Под свободой я понимаю свободу творчества во всех сферах человеческой жизни, будь то культура, экономика или иная разновидность практической человеческой деятельности. Вся история человечества последнего времени – это постепенное снятие барьеров на пути свободного развития. Своеобразный промежуточный итог этого развития – современное глобальное общество: общество, в котором сняты, если не все, то большинство барьеров на пути свободного передвижения индивидуумов, товаров, капиталов и информационных продуктов.
Наряду с порывом к свободе, неразрывно с ним, человечество сопровождает периодически принимающая не менее глобальные формы усталость от свободы. Последний по времени пик усталости имел место в период с 1870 по 1945 гг. Некоторые исследователи доводят этот период до 1953 года и даже до окончания холодной войны в 1990 году, что уже никак невозможно объяснить иначе, чем русофобией. По мнению большинства исследователей цивилизаций, включая и небезызвестного Ф. Фукуяму, этот взлет сопротивления свободному развитию является далеко не последним. И если мы верим в демократию, по крайней мере, в то, что люди имеют право на различные точки зрения, мы должны признать это опасение обоснованным.
Порыв к свободе обыкновенно охлаждается сторонниками теорий, которые обыкновенно называются традиционалистскими, фундаменталистскими, консервативными и государственническими. И если освободить дискуссию между сторонниками и противниками свободы от навешивания оскорбительных ярлыков, то ее можно свести к дилемме: возможно ли
В мире без Россий, без Латвий
Жить единым человечьим общежитьем
Или государство, локальная цивилизация, какая-либо общественная корпорация, ограничивающая права индивидуума имеет право на существование и представляет собой непреходящую ценность. Как, надеюсь, уже понял читатель, я не являюсь сторонником бескомпромиссного противопоставления данных двух тенденций, а пытаюсь нащупать точки соприкосновения. В конце концов, именно в этом и заключается как действительная демократия, так и подлинный интеллектуальный плюрализм. Как ни парадоксально, но сильнейший аргумент в пользу «государственнической» точки зрения дает никто иной, как Фридрих фон Хайек. В одной из своих ранних работ он вывел, что в условиях капитализма так называемое «рассеянное знание», то есть сумма знаний всех индивидуумов, может мобилизовываться для удовлетворения человеческих потребностей лучше, чем в каком бы то ни было другом обществе. Но это есть ничто иное, как доказательство того, что данное общество обладает чертами, отличающими его как от социалистического или традиционного, так и от простого сообщества индивидуумов, например, посетителей кинотеатра или питейного заведения.
Таким образом, мы нащупали первую точку соприкосновения двух, казалось бы, полярных взглядов: локальная цивилизация, внешней формой которой выступает государство, обладает некоторыми характерными чертами и, в силу этого, является в действительности особенным организмом, а, следовательно, и непреходящей ценностью. Но, возможно, само понятие свободы оказывается ложным. Наша точка зрения в данном вопросе полностью совпадает с точкой зрения сэра Исайи Берлина, который, говоря о возможном отказе людей от свободы, указывал, что они, таким образом, ничуть не улучшат своего первоначального положения, они только отказываются от свободы – ни больше, ни меньше. История может привести массу примеров того, что несвободное общество способно обеспечить своим подданным весьма высокий уровень материальных благ – пиночетовская Чили, кайзеровская и гитлеровская (до начала войны) Германия, Индонезия при Сухарто, Малайзия при Махатхире и постмаоистский Китай – однако такое общество оказывается крайне нестабильным и зависит от череды успехов, прежде всего на экономическом фронте. Малейший экономический кризис может стать для такого общества роковым. Парадоксальным образом, свободное общество оказывается более устойчивым, чем иерархически организованное.
Ответ, почему такое становится возможным, впервые, на наш взгляд, дал Ф. Гизо. В своих трудах по истории Средневековья он вывел положение, согласно которому средневековая цивилизация являлась более высокоразвитым организмом, чем Греко-римская. Этот, на первый взгляд, парадоксальный вывод следовал из того, что средневековая цивилизация содержала в себе гораздо больше различных составных частей. Так, задолго до Берталанфи, Гизо вывел одно из важных положений кибернетики, согласно которому более сложная система обладает большей устойчивостью и более высокоразвита, чем простая. Одновременно, Гизо вывел и следующий принцип, использованный Берталанфи, а именно: открытая сложная система является более устойчивой, чем закрытая. Данный вывод одновременно закрывает дорогу разнообразным посткартезианским теориям социальной инженерии, согласно которым, рациональное общество можно построить согласно задуманному гениальным индивидуумом или сообществом индивидуумов плану. Как говорил Варсонофьев в «Августе 1914-го» у Солженицына: «История иррациональна». И она мстит, и порой весьма жестоко, за попытки навязать ей рациональность.
Таким образом, истинный либерализм, а его виднейшим представителем, если даже не одним из основателей, был Гизо, считает, что свободный строй не просто совместим со следованием и уважением традиций, но напрямую порождается традицией. Данное мнение может показаться странным отечественному читателю, привыкшему к тому, что отечественные либералы выступают решительными антитрадиционалистами. Но, право слово, никак нельзя назвать либерализмом ту адскую смесь примитивного социал-дарвинизма с не менее примитивными разновидностями кейнсианства и псевдомонетаризма, которую в России почему-то считают либеральной идеологией. Итак, традиция и порыв к свободе совместимы. Экономическим базисом такого совмещения является частная собственность. Ее роль заключается в возможности определенной автономии индивидуума или сообщества индивидуумов. Автономии не только в материальной сфере, но и в духовной. Любой человек может в данный момент времени считать, что общество, в котором он живет и действует, развивается не в том направлении, которое он считает нужным. Но, только обладая собственностью, он может совершенно свободно жить по тем правилам, которые он считает для себя правильными.
Замечательный политолог русского зарубежья Сергей Гессен, в общем, совершенно правильно выводил принципы свободы из религиозных верований протестантизма на примере английских пуритан. Он только забыл, что последовательное применение этих принципов на практике было возможно лишь, благодаря утверждавшемуся в английском обществе принципу частной собственности в противовес феодальной. Именно по этой причине, а вовсе не по склонности к материальному обогащению, английские пуритане во главу угла своей революции поставили вопрос об упразднении верховной власти феодального суверена – короля - над земельной собственностью. В противном случае не только внешней, но и внутренней, духовной свободе пуритан пришел бы конец. А что касаемо материального обогащения, то монархия отнюдь не мешала своим подданным обогащаться.
Национальное сообщество, появляясь на свет, обычно несет людям какую-либо идею, которая и получила у историков и политологов наименование «национальной». Если рассуждать предельно коротко, то «национальной» идеей большинства европейских народов является воплощение в жизнь правового идеала, существующего в форме писаных законов, «национальной» идеей англосаксонских народов является идея индивидуального преуспевания законопослушного человека, национальной идеей немцев до недавнего времени была идея реванша за века национального прозябания, превратившаяся в итоге в идею превосходства германской нации над остальным миром (после Второй мировой войны удалось сравнительно безболезненно трансформировать эту идею в идею экономического доминирования в Европе). «Национальной» же идеей России является воплощение на Земле высших идеалов справедливости – Правды (как говорил святой равноапостольный князь Александр Невский: «Не в силе правда, а в Правде Бог»). Возвращаясь к вышесказанному, отметим, что данный идеал является высшим проявлением истинного либерализма в понимании Б. Констана, Ф. Гизо и Ф. фон Хайека. Учитывая, что данный принцип был разработан виднейшими христианскими и консервативными мыслителями России, такими как А. Хомяков, К. Аксаков, К. Леонтьев и Л. Тихомиров, остается отметить, что мы в очередной раз обнаружили точки соприкосновения между, на первый взгляд, полярными точками зрения.
Итак, мы определили цель, ради которой живет локальная цивилизация: воплощение в реальной жизни своего идеала. Абстрагируясь от многочисленных вопросов, возникающих на пути следования этому идеалу, ограничимся анализом того, насколько эффективно может быть организовано экономически локальное национальное сообщество, не может ли оно в условиях глобальных рынков проиграть навсегда экономическое соревнование и в силу этого сойти с исторической сцены, не выполнив свою миссию? Глобализация в сфере экономики обычно сводится к управлению экономическими процессами с помощью глобальных экономических институтов: МВФ и Всемирного Банка. Раздаются разговоры о сформировании на основе этих институтов некоего прообраза «мирового правительства». В целом, если абстрагироваться от некоторых мелких деталей, роль этих институтов оценивается верно.
Деструктивная роль вышеуказанных институтов осознается многими государственными, общественными и научными деятелями. Пожалуй, наиболее глубокая критика прозвучала в трудах русско-американского леволиберального историка А. Янова и американского экономиста кейнсианского толка Дж. Стиглица. Парадокс заключается в том, что модель глобального управления мировыми экономическими процессами на базе МВФ и Всемирного Банка складывалась именно, благодаря усилиям экономистов и политиков леволиберально-кейнсианского лагеря.
Сущность леволиберальной теоретической парадигмы заключается в следовании тем посткартезианским теориям социальной инженерии, о которых мы уже говорили выше. Естественно, на некотором этапе развития этой идеологической схемы, дело доходит до идеи «мирового правительства» в том или ином виде. Данная ветвь либеральной теории, идущая от Ж.-Ж. Руссо и Дж. Ст. Милля, является сегодня господствующим теоретическим направлением в западном мире. Так называемый Вашингтонский консенсус и сегодняшние модели либерализма, навязываемые третьему миру и России, построены именно на догмах Руссо и Милля, а не на принципах Б. Констана, Ф. Гизо и Ф. фон Хайека (даже знаменитые либерально-консервативные экономические революции М. Тэтчер и Р. Рейгана лишь в очень незначительной степени опирались на идеи этих мыслителей, оставаясь в русле леволиберальной парадигмы – то, что неолиберальные/неоконсервативные революционеры оказались в итоге справа, объясняется только чудовищной левизной западного общества).
Глобальное управление экономическими процессам и означает отвержение от принципов свободы. Трагедии Балкан и Гаити, Индонезии и Филлипин, Сомали и Ирака, а также непрекращающаяся экономическая нестабильность в России и Японии есть прямое тому подтверждение. Сегодняшняя ситуация в мире весьма напоминает ту, что сложилась в Европе между мировыми войнами. Победившие в Первой мировой войне демократии установили для побежденных центральных держав режим, имеющий полное право называться колониальным, получив себе на шею в итоге нацистский режим национального реванша. Сегодняшние наследники Д. Ллойд-Джорджа и Ж. Клемансо демонстрируют точно такой же подход к странам третьего мира и России. С. Милошевич, С. Хусейн и Усама бен Ладен суть только первопроходцы на пути глобального сопротивления тому, что называется «распространением на мировую периферию американского образа жизни» (хотя происходящие, например, в Ираке процессы убедительно опровергают такую трактовку происходящего: тот кошмар, что творится сегодня на улицах Багдада даже в страшном сне не назовешь «американизацией». На американских штыках в Ирак принесено нечто совершенно иное, а именно колониализм в самом неприкрытом виде).
Почему же под флагом демократии народам мира преподносится нечто иное, и притом настолько страшное, что об этом предпочитают молчать. Ответ один: регулирование экономической жизни хоть в масштабах страны, хоть в масштабах планеты в целом, приводит к растрате ресурсов, что и принуждает ответственные политико-экономические институты прибегать к внеэкономическим мерам для поддержания нормального существования, хотя бы элит. Таким образом, оба лагеря, противостоящие сегодня друг другу на мировой арене имманентно враждебны свободе: будь то лагерь антизападный, откровенно антилиберальный и антидемократический и олицетворяемый сегодня как исламскими фундаменталистами, так и осью Китай-Куба-Венесуэла, будь то США и их союзники, прикрывающиеся псевдолиберальными лозунгами (что весьма интересно, среди сегодняшних «ястребов» в администрации США много, в прошлом, последователей Л. Бронштейна-Троцкого, переквалифицировавшихся с возрастом в «неоконсерваторы», например, идейный вождь «ястребов» Р. Перл).
Роль России в нынешних условиях естественно вытекает как из ее национальной миссии, так и из сложившегося геополитического и экономического расклада сил. Она должна стать бастионом Свободы. В противном случае она будет раздавлена в конфликте двух противостоящих друг другу лагерей, для которых она представляет ценность лишь как сырьевая база.
Владислав Васильев