Коалиционная политика России на пути к прагматизму.
Практика образования государствами союзов для совместного решения задач, связанных с обороной и безопасностью, имеет многовековую историю. Процессам формирования и функционирования международных организаций подобного рода в современных условиях присущи свои отличительные черты. Россия же, которая в начале 90-х гг. прошлого века в одночасье потеряла практически всех своих союзников, постепенно адаптируется к новым весьма непростым условиям, что происходит порой весьма болезненно. Вместе с тем осмысление происходящего, особенности участия России в коалициях все еще не стали предметом полноценного научного интереса со стороны отечественных ученых.
Примат политических установлений
В научной литературе под коалицией (военно-политическим союзом) принято понимать объединение двух или нескольких государств для достижения политических целей военными средствами . Следовательно, все вопросы, связанные с возникновением и деятельностью коалиции, не являются узковоенной проблемой, и для создания полной картины недостаточно сосредоточиться только на вопросах военно-стратегического характера. Речь, в частности, может идти: а) о всем комплексе причин, которые привели к образованию коалиции; б) о мотивах, которые руководили поведением каждой державы в ходе войны; в) о вопросах послевоенного устройства и о степени соответствия результатов и последствий нахождения страны-участницы в альянсе тем целям, которые ею определялись изначально.
Проникновение в сущность деятельности коалиций предполагает и обращение к широкому кругу проблем социально-политических последствий войн и военной деятельности. Не составит труда заметить, что все перечисленное составляет сферу компетенции политической науки. Влияние политики на военную стратегию является весьма многогранным. И здесь важно иметь четкое представление относительно ряда методологически важных вопросов.
Первое. Принцип примата политики заключается в том, что политические установления всегда носят руководящий характер по отношению к военно-стратегическим решениям. При этом еще Клаузевиц, различая политическую цель войны и собственно военную, отмечал, что «...политическая цель, являющаяся первоначальным мотивом войны, служит мерилом как для цели, которая должна быть достигнута при помощи военных действий, так и для определения объема необходимых усилий» . Сказанное вовсе не означает, что политики не должны нести ответственности за неверные, ошибочные решения.
Второе. Национальные интересы всегда объективны по своей природе, поскольку заключаются в создании условий для устойчивого развития нации. В идеальном случае происходят агрегирование и артикуляция интересов с последующей реализация их властью. В то же время политические отношения имеют выраженную ситуативную, субъективную обусловленность, именно наличие временных параметров выступает характерным признаком ситуации. По всей видимости, данное обстоятельство дало основание некоторым исследователям сделать правомерное заключение, что политика есть «всегда временная случайность» . Процесс образования и функционирования коалиции как нельзя лучше иллюстрирует это, обнажая сущность политического. Как не может сохраняться бесконечно долго максимальная острота противоречий, так и коалиции не могут существовать вечно. Они существуют в течение какого-либо промежутка времени, детерминированного необходимостью сохранения альянса. Исходным пунктом и критерием для определения временных рамок, степени, характера, и результативности участия в коалиции или международной организации безопасности должны выступать именно национальные интересы, а не субъективные пристрастия руководства страны или обстоятельства иррационального свойства. Крайне важно, как национальные интересы понимаются и реализуются правящей элитой и поддерживаются массами.
Третье. Международные объединения и коалиции создаются на период, необходимый для достижения совершенно конкретных политических целей, которые у участников коалиции они могут быть весьма различными, к тому же подвергаться изменениям. После того, как основания для существования альянсов исчезают, их распад практически неизбежен. Образно политику можно представить как торг, участники которого стремятся не упустить свою выгоду, добиться большего при меньших затратах и жертвах. Процесс согласования и определения усилий, которые участникам коалиции необходимо внести для достижения общей победы, весьма сложен, а механизм происходящего, как правило, недоступен широкой общественности. Как свидетельствует история, полученные в результате победы дивиденды редко распределяются между победителями соразмерно их затратам.
Участие государств в коалиции, в каком-либо международном институте безопасности предполагают координацию действий и влекут за собой добровольный отказ от части своего суверенитета в пользу наднациональных органов, которые принимают решения, обязательных для выполнения всеми. Вместе с тем такое положение не означает невозможности для государств вносить коррективы в свою коалиционную политику, порой весьма существенные, и определять степень своего участия с учетом, опять же, своих национальных интересов и изменившейся ситуации. Различие в интересах обусловливает полисубъектность политического пространства, и игроки, заключенные в нем, объективно находятся в перманентно конфликтном состоянии. Вопрос только в степени остроты этого конфликта.
Четвертое. Поскольку политика приемлет эмоции и сентиментальность лишь весьма в умеренной степени, то какой бы глубины ни были испытываемые чувства или благодарность к союзникам за содеянное в недавнем или далеком прошлом, они не должны быть определяющим фактором при принятии политических решений. Такие решения должны строиться с учетом анализа сложившейся ситуации и прогноза ее развития и быть взвешенными и обоснованными. Поэтому ожидания, связанные с какими-либо моральными обязательствами партнеров, уместны далеко не всегда, а скорее в случае особо доверительных отношений.
Пятое. Любые внешнеполитические действия априори имеют целью создание условий для поступательного развития страны. Как бы это банально ни звучало, внешняя политика выступает лишь следствием политики внутренней, будучи вторичным по отношению к ней образованием, и вытекает из обязанности власти обеспечить благосостояние и безопасность граждан. Т.е. целесообразность участия в коалиции или международной организации определяется внутриполитическими соображениями. Названные обстоятельства могут в той или иной степени варьироваться, однако в целом рождение и практическая реализация коалиционной политики происходят именно в обозначенных координатах. Чрезмерное же отклонение от них ведет к тому, что конкретное государство начинает реализовывать уже не свои национальные интересы, а чужие, иначе говоря, происходит добровольный отказ от самостоятельной политики.
Несомненно, в истории России немало эпизодов, когда она была достойно представлена в коалициях и достаточно умело и рационально пользовалась результатами нахождения в них. Вместе с тем в интересах и будущего целесообразно не почивать на лаврах и предаваться воспоминаниям о былых успехах, а обращаться к анализу допущенных ошибок и неудач. Замалчивание же и забвение их – не просто контрпродуктивно с научной точки зрения, но и способно привести к распространению в обществе, среди представителей политической, военной и научной элиты самых опасных иллюзий.
Всё познается в сравнении
К сожалению, мыслить «своим умом» и действовать сообразно российские правители умели далеко не всегда, и участие нашей страны в тех или иных союзах и коалициях порой не отличалось последовательностью в реализации национальных интересов. Достаточно вспомнить Семилетнюю войну, когда, – в зависимости от того, кто находился на престоле, Елизавета или Петр III, бывший ярым поклонником Фридриха II, – Россия то воевала с Пруссией и вступала в Берлин, то заключала с прусским королем союз и отказывалась от завоеваний без всякой компенсации. С такой непоследовательностью покончила на период своего царствования Екатерина II, руководствовавшаяся интересами развития страны. «Я довольно воинственна, – сказала Екатерина одному из посланников при русском дворе, – но никогда не начну войны без причины; если же сделаю это, то не как императрица Елизавета, из угождения другим, а лишь тогда, когда найду это удобным для себя» .
Заветы Екатерины довольно скоро оказались забыты: с Наполеоном Россия вновь то воевала, то вступала в союз, и логическое объяснение этому найти довольно трудно. Знаменитые Итальянский и Швейцарский походы Суворова, став вершиной русского военного искусства, одновременно в очередной раз показали способность России добровольно идти на жертвы во имя малопонятных и чуждых интересов. Вскоре дошло и до того, что, прежде чем наступил 1812 год, казаки по приказу Павла I уже были направлены в Индию, чтобы в союзе с Наполеоном поразить самую богатую колонию Англии, и дошли до оренбургских степей. Затаенная обида русского императора на Англию и стремление отомстить ей за проявленное «вероломство» были практически единственным, построенном на эмоциях, мотивом этого авантюристического предприятия. Кстати, чтобы побудить Европу решать свои проблемы самостоятельно, Кутузов в 1812 году предложил закончить войну с Наполеоном, как только французы будут изгнаны за пределы России. Однако на фоне общей эйфории и подъема в стране патриотического духа голос главнокомандующего услышан не был.
Крымская война 1853–1856 гг. поучительна в том отношении, что все державы, выступившие единым фронтом против России, буквально были обязаны ей своим спасением и сохранением в качестве самостоятельных суверенных политических субъектов после прокатившихся в 1848-1849 гг. революций. Особенно характерно поведение Австрии. Чтобы уговорить Россию спасти его родину, австрийский фельдмаршал Кабога в прямом смысле слова валялся в ногах у князя Паскевича. Австрия всячески демонстрировала благодарность: всего лишь за год до войны в знак признательности за сохранение трона молодой Франц-Иосиф публично целует руку Николаю I. Следует все же заметить, что внешнее выражение чувств никаких жертв не требовало. На последовавшую же просьбу соблюдать нейтралитет в войне и на напоминание об оказанной помощи Франц-Иосиф безапелляционно заявил: «В политике чувства не играют роли, а существуют лишь выгоды» . Более того, Австрия в ультимативной форме принуждала Россию к заключению мира, угрожая объявить войну.
Крымскую войну следует расценивать и как очередную попытку «просвещенной» Европы изолировать Россию после того, как нужда в поддержке с ее стороны отпала. События, связанные с войной, были для нашей страны подобны холодному душу, и в российской политике, благодаря канцлеру князю Александру Горчакову, наступило временное отрезвление. Попытка же изолировать Россию не удалась, сами европейские государства вскоре после окончания войны оказались в состоянии глубокого раздора: через несколько лет Пруссия объединит Германию, разгромит Австрию и Францию. И вновь европейские страны, чтобы решить свои проблемы, стали искать расположения России, идя на различные ухищрения.
Предыстория Первой мировой войны показывает, что задолго до нее в нашей стране звучали голоса трезвомыслящих (и потому неудобных для власти) людей, выступавших против присоединения России к каким-либо военным союзам и считавших нецелесообразным ее участие в Антанте. Так, член Государственного совета П.Н. Дурново, справедливо полагая, что необходимость решения внутренних проблем страны исключает возможность ее участия в войне ввиду наступления гибельных последствий для империи, направил Николаю II соответствующую записку, оставшуюся, однако, без внимания. О возможности и необходимости соблюдения нейтралитета писали и наши видные военные мыслители как Андрей Евгеньевич Снесарев и Александр Андреевич Свечин. Сегодня специалисты небезосновательно полагают, что во многом благодаря своей позиции о нейтралитете России Снесарев и был усилиями «доброжелателей» удален из Петербурга на границу с Австрией.
С началом же войны стало ясно, что ни о каком «сердечном согласии» (как с французского языка переводится Антанта) между союзниками не может быть и речи. Как писал впоследствии Свечин, «царское правительство... слишком покорно, без учета интересов России, вносило свой пай в мировую войну», что в конечном итоге низвело русских в глазах союзников до положения «стратегических негров» . Смысл войны был непонятен широким массам, о чем говорит случай из практики Свечина. На строевом смотре полка вместо привычной и ожидаемой проверки белья и содержимого вещевых мешков он стал задавать своим новым подчиненным вопросы, к которым они оказались абсолютно неготовыми: «С кем мы воюем? За что воюем? Какие цели ставим себе? Какой интерес у русского крестьянства в этой войне? и т.д. Ни одного отдаленно вразумительного ответа я не получил. Морские офицеры остолбенели и мямлили, что они этого со своими подчиненными не проходили».
Необходимых выводов из происшедшего царское правительство сделать не успело, поскольку грянула революция. Естественно, после всех трансформаций лавров победителя Россия не получила. Итогами же войны, как повелось, воспользовались совсем иные державы. Например, своевременное вступление Соединенных Штатов в войну, состоявшееся лишь в 1917 г., позволило стране из мирового должника превратиться в мирового кредитора. В целом же очевидно, что в коалиционной политике дореволюционной России нередко проявлялся существенный компонент иррациональности. Выражалось это в реализации мессианских идей спасения Европы и ее правящих династий, сдерживании революционных движений посредством непродуманного вмешательства в европейские дела (подчас по просьбе самих европейских правительств) и т.д. Нельзя не заметить и метания от одной крайности к другой, частую смену союзников, происходившую из-за преобладания эмоций над разумом, непонимание, а то и прямое игнорирование правящей элитой национальных интересов. Все это закономерно приводило к неоправданным жертвам и потерям, неумению воспользоваться итогами нахождения в том или ином союзе, а также к слепому и покорному следованию страны в фарватере чужой политики.
Изречение императора Александра III о том, что у России есть только два союзника – ее армия и флот, отдает горечью и свидетельствует не только о крушении иллюзорных представлений о союзнических отношениях, но и о неспособности руководства страны профессионально заниматься политикой и выстраивать отношения с партнерами по коалициям. Диссонансом на фоне России выглядит прагматизм ее партнеров, которые стремились всячески беречь свои силы, ни при каких условиях не упускать своей выгоды и достигать поставленные цели не просто минимальными и дозированными усилиями, а за счет других. Своим поведением Россия развратила союзников, выработав у них привычку относиться к нашей стране пренебрежительно, как к доверчивому, недалекому и несамостоятельному партнеру, не обладающему чувством собственного достоинства.
Не все было однозначно и в антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне. Ведь, несмотря на то, что уже в июне 1941 г. правительства Великобритании и США выступили с заявлениями о поддержке борьбы Советского Союза, действовать они не спешили. Вступление США в войну произошло лишь после Пёрл-Харбора в декабре 1941 г., когда в результате контрнаступления Красной армии под Москвой стало ясно, что Советский Союз выстоит. Между тем известно, что Уинстон Черчилль особо и не скрывал намерения выждать, когда СССР и Германия основательно вымотают и обескровят друг друга. Да и подготовка к Холодной войне начала осуществляться задолго до встречи на Эльбе.
Открытие же второго фронта вообще состоялось лишь в 44-м, когда ни у кого не оставалось сомнений в неминуемом поражении гитлеровской Германии, а десантная операция наших союзников была подготовлена во всех отношениях. Кстати, и тут Советский Союз вновь подтвердил свою репутацию надежного партнера, готового откликнуться на призыв о помощи. Висло-Одерскую операцию в январе 1945 г. Ставка начала значительно раньше намеченного срока из-за обращения союзников, которых надо было срочно спасать от катастрофы в Арденнах. Сколькими человеческими жизнями вновь заплатили наши войска, вступив в бой недостаточно подготовленными, подсчитать трудно. И здесь прослеживается прямая аналогия с 1914-м годом, когда наступление русских армий в Восточной Пруссии спасло Францию от поражения на Марне.
Парадокс можно увидеть и в том, что Франция, практически без боя капитулировавшая перед гитлеровцами, оказалась в числе держав-победительниц, получив все причитающиеся дивиденды, и этому не могло способствовать только известное обращение генерала де Голля к соотечественникам с призывом к сопротивлению, прозвучавшее по радио из Лондона 18 июня 1941 г. Не умаляя героической борьбы французского народа с оккупантами, все же можно предположить, что страна вряд ли получила бы статус победителя, не будь у заинтересованных политических сил далеко идущих намерений относительно ее послевоенной роли (например, как естественного противовеса Германии в Европе).
Нельзя не отметить, что в послевоенный период отношения Советского Союза с другими странами во многом складывалось под влиянием фактора чрезмерной идеологизированности государственной политики. Идеологические установки понимались порой буквально и прямолинейно. Как известно из курса марксизма-ленинизма, из всех видов классовой борьбы пролетариата бескомпромиссностью отличалось именно борьба в идеологической сфере. С одной стороны, это делало порой крайне негибкой внешнюю политику Советского Союза. С другой, достаточно было руководителю (будь он даже весьма одиозной фигурой) какого-либо государственного образования, еще не вышедшего из родоплеменных отношений, заявить о своей социалистической ориентации, он немедленно получал всяческую поддержку Советского Союза (пользуясь армейскими терминами – «вставал на довольствие») и становился практически его союзником. Для некоторых таких наших «союзников» далекие им идеи социализма были по существу лишь плохо скрываемой ширмой. Происходили откровенная спекуляция на лавирующем политическом курсе, шантаж намерением сменить покровителей, что позволяло практически паразитировать за счет казалось бы бездонных ресурсов Советского Союза. Такие союзники не могли быть надежными. О том же, насколько такой подход ущербен и разорителен для страны, руководители СССР не задумывались.
Время собирать камни
Очередные иллюзии рассеялись с неожиданной быстротой. На рубеже 80-90-х гг. прошлого века Россия не стало ни Варшавского договора, ни Советского Союза. Некоторые бывшие «братские» республики сегодня выдвигают к нашей стране моральные, финансовые и территориальные претензии в качестве платы за «оккупацию», «геноцид», «тоталитаризм» и др., не забывая одновременно требовать от России сохранения льготных тарифов на получаемые энергоресурсы и иных преференций. В риторике их руководителей звучат не просто воинственные и враждебные нотки по отношению к России, но и сама она, обеспечившая выживание ряда этносов многими тысячами жизней своих сыновей, столетия и десятилетия практически содержавшая их, а сегодня сама практически вымирающая, иначе как врагом не называется. Между тем сама Россия подошла к опасной черте, в настоящее время у нее существует масса социальных проблем, сосредоточение на решении которых требует взвешенной политики, а также разумного использования ресурсов. Не суждено было сбыться прогнозам Менделеева, согласно которым на просторах Российской империи к концу ХХ века должно было проживать около 500 млн. человек. И виной тому во многом – недальновидная политика и бездумная растрата ресурсов: людских, интеллектуальных, природных и иных.
Не секрет, что большинство республик СССР были дотационными, в формировании союзного бюджета участвовали далеко не все из пятнадцати республик. Такое положение, сложившееся за века и десятилетия пребывания в составе Российской империи и Советского Союза, устраивало в первую очередь самих потребителей благ. Разбегаясь по национальным квартирам, многие были уверены в сохранении заведенного порядка при любых условиях. Оценивая всю глубину и искренность возмущения, звучащего сегодня в ответ на прагматизм России, следует заметить, что привычка к иждивенчеству оказалась весьма живуча, и кому-то все еще хочется видеть Россию, по выражению Владимира Путина, «дойной коровой».
Нельзя не упомянуть еще об одной болезненной проблеме, не понимая которую трудно понять в ряде случаев глубинные мотивы коалиционной политики России. Речь идет о ценностных ориентациях, о мотивах, которыми руководствовались порой первые лица государства. Ведь представители власти порой либо не осознавали национальные интересы, либо понимали их весьма своеобразно, руководствуясь совсем иными ценностями. По большому счету, одной из главных причин гибели Советского Союза было явное несоответствие между декларациями и лозунгами, по которым предлагалось жить народу, с одной стороны, и действительностью – с другой. Советская партийная и государственная бюрократия в подав-ляющей своей массе задолго до путча 1991 г. перестала верить в идеалы социализма, вводила в заблуждение народ, ориентируясь на материальные блага и импортный ширпотреб. В этих условиях трудно говорить об эффективности отстаивания национальных интересов во внеш-ней политике, в том числе в рамках коалиции или союза.
На рубеже 80-90-х гг. прошлого века официальные лица, завоевывая сиюминутный авторитет за рубежом (компенсируя отсутствие такового у собственного народа) иной раз были готовы поступиться всем, что создавалось многотрудными стараниями поколений и мудрой политикой их предшественников. Формы это приобретало самые причудливые. Кто-то боролся за общечеловеческие ценности в ущерб национальным интересам и, принимая решения о выводе многотысячной группировки войск, соглашался стать «лучшим немцем года» и Нобелевским лауреатом. К сожалению, трудно найти аргументы для оппонирования очевидцу одного из последующих событий: «...На проводах последних подразделений Западной группы войск 1 сентября 1994 года Президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин, полностью утратив достоинство государственного деятеля и представителя своей страны, исполнил на потеху берлинской публики пьяный танец с барабанными палочками в руках. Большее унижение для великой державы трудно себе представить» .
Происходившее подчас напоминало поведение героя фильма «Иван Васильевич меняет профессию», готового «за здорово живешь» отдать пресловутую «Кемскую волость». В результате «неадекватных» обменов в числе проигравших, естественно, оказывалась вся Россия. За добродушие политиков по традиции расплачивается кто угодно, только не сами они.
Образ мышления первых лиц государства того времени наглядно характеризует следующий пример. Когда во время своего визита в Москву в начале 90-х гг. бывший президент США Никсон попросил министра иностранных дел Козырева очертить реальные интересы новой России, тот ответил: «Одна из проблем Советского Союза состояла в том, что мы как бы слишком заклинились на своих национальных интересах. Теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях». Позднее, комментируя эти слова, Никсон заметил: «Когда я был вице-президентом, а затем президентом, я хотел, чтобы все знали, что я сукин сын и во имя американских интересов буду драться изо всех сил. Киссинджер был такой сукин сын, что я еще могу у него поучиться. А этот, когда Советский Союз только что распался, когда новую Россию нужно защищать, – этот хочет показать, какой он приятный человек» .
За рубежом действия, подобные описанным выше, прямо называют предательством национальных интересов, и люди, замеченные в этом, не вправе рассчитывать на сколь-нибудь успешную политическую карьеру. Для полноты картины следует сказать и о принципах выбора партнеров для совместных действий и последствиях частой их смены. Например, Япония, с которой Россия воевала в 1904-1905 гг., в Первую мировую войну стала ее союзником. Наоборот, Болгария, в боях за освобождение которой в 1878-1888 гг. пали многие и многие тысячи русских солдат, в Первой мировой войне оказалась на стороне Тройственного союза и воевала против России. В преддверии Великой Отечественной нацистская Германия то объявлялась врагом, то другом. Недавние наши «братья по оружию» из Варшавского договора и некоторые из бывших советских республик сегодня выглядят далеко не друзьями.
Сильные и частые колебания в вопросах выбора союзников и партнеров делают разум мягким и податливым. Общественное сознание дезориентируется, людям трудно понять, почему враги так быстро становятся друзьями и наоборот. Можно все же заключить, что ответственность в выборе партнеров лежит на политиках, и сиюминутная политическая целесообразность не должна возобладать над вековыми культурными и иными связями народов. Ведь политики и политический авантюризм приходят и уходят, а нациям все равно предстоит жить по соседству. Поэтому в вопросах смены союзников, ориентиров и гибкости коалиционной политики должны быть свои пределы и логика.
К счастью, многое говорит о том, что период разброда и шатаний начала 90-х остался в прошлом. Времена, когда Россия безропотно и по первому зову вступала в схватку за чужие интересы, минули, похоже, навсегда, что многим в этом мире не по нраву, и нарождающийся прагматизм с ее стороны представляет собой нечто новое для ее партнеров. Кроме того, выдвижение со стороны России каких-либо требований в качестве компенсации за свои усилия означает осознание силы и ее демонстрацию. За рубежом – с удивлением для себя – констатируют, что впервые после окончания Холодной войны Россия вновь стала «глобальным игроком» . Расставание с традиционным «бессеребничеством» вызывает плохо скрываемое удивление, а то и открытое возмущение со стороны наших партнеров. Отсюда и идут обвинения в мифическом использовании энергоносителей в качестве «политического оружия». К меняющейся расстановке сил на мировой арене кому-то трудно привыкать, мало кто ждал, что Россия начнет играть по общеустановленным правилам, руководствуясь прагматическими соображениями, о чем ей приходится напоминать своим партнерам .
Непривычным для партнеров России и мирового сообщества не просто сами по себе заявления ее руководства о наличии у нашей страны собственных национальных интересов (в том или ином виде звучавшие и ранее и закрепленные в доктринальных документах), а последовательность в их реализации, конкретные практические шаги в этом направлении.
Пределы партнерства
Интересы обеспечения национальной и международной безопасности требуют сегодня совместных и согласованных усилий многих политических игроков. С учетом этого обстоятельства и строятся установки относительно применения военной силы. При этом, как справедливо полагают эксперты Минобороны России, приходится считаться с тем, что в современном мире «военная сила все чаще применяется в рамках коалиций, сформированных на временной основе. Такая практика, вероятно, будет в дальнейшем расширяться» .
Россия сегодня входит во многие международные организации. В их числе Содружество независимых государств (СНГ), Союзное Государство Белоруссии и России, Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Совет Европы, Совет евроатлантического партнерства, Парламентская ассамблея НАТО, Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), Совет государств Балтийского моря, Организация Черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС), Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС), Организация региональной интеграции (ЕЭП), Организация «Центрально-азиатское сотрудничеству» (ОЦАС), Региональный форум АСЕАН по безопасности (АРФ), Форум Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество (АТЭС). Область специализации и сосредоточения усилий перечисленных институтов весьма различна, распространяясь порой и на военную сферу.
В перечне присутствуют как достаточно известные организации, так и те, о которых информации имеется сравнительно немного, поскольку они созданы для решения совершенно конкретных задач. Степень же вовлечения нашей страны в такие организации неодинакова, а активность – дозирована. В ряде случаев наша страна выступает по существу как несущая структура всей организации, будучи особо заинтересованной в ее существовании. России есть у кого поучиться прагматизму, определяя характер своего участия в той или иной организации.
Примером могут послужить действия Германии, во внешней полити-ке и политике безопасности которой ставка делается на жесткий прагматизм, рациональный и трезвый расчет в отношениях с партнерами. При формировании двусторонних отношений ФРГ исходит из необходимости решения внутренних проблем страны, в первую очередь, социально-экономических. «Время, когда Европа процветала за счет Германии, ушло», – прямо заявил в свое время федеральный канцлер ФРГ Г. Шредер. Приверженность курсу своего предшественника подтвердила и Ангела Меркель. По крайней мере, парируя звучащие упреки относительно намерения проложить Североевропейский газопровод в обход стран Восточной Европы, фрау канцлерин без обиняков заявила: если такие действия укрепляют безопасность Германии, то они укрепляют и безопасность ее партнеров. Во время ежегодной конференции по безопасности в Мюнхене в феврале 2005 г. присутствующих шокировали слова канцлера Германии Герхарда Шредера о том, что НАТО «перестало быть главным центром, где обсуждают и координируют свои стратегии трансатлантические партнеры» .
Современная политическая практика показывает, что конфликты возникают и между участниками такой организации как Североатлантический альянс. Периодически обостряются отношения между Турцией и Грецией, выходя практически на грань вооруженного столкновения. В ноябре 2006 г. Турция заявила о замораживании всех отношений с Францией в военной области . Конфликты, периодически вспыхивающие внутри западного сообщества, происходят на фоне открытого эгоизма США, руководство которой осознает катастрофические последствия снижения уровня потребления ресурсов внутри страны и предпринимает чрезвычайные усилия, чтобы поддерживать сложившееся статус-кво и использовать все рычаги контроля и воздействия на своих союзников и партнеров. Следовательно, несмотря на заявления о «трансатлантической» и иной солидарности, в мире в конечном итоге исходят из предпочтительности, примата национальных интересов над союзническими отношениями. Иначе говоря, есть какая-то черта, которую участники коалиций пересекать не намерены.
Что в сухом остатке или Долой иллюзии
В XVII в. находившийся на русской службе хорват Крижанич писал: «...Беда наша горькая и в том, что иные народы… привлекают нас на свою сторону, впутывают в свои распри и сеют между нами рознь. А мы по своей глупости позволяем себя обманывать, и воюем за других, и считаем своими чужие войны, а друг друга ненавидим, враждуем насмерть, и брат идет на брата без всякой надобности и причины. Чужеземцам мы верим, сохраняем с ними дружбу и союз, а самих себя и своего рода стыдимся и отрекаемся от него». В итоге одной из «любимых забав» зарубежных государств на долгие годы стало втягивание России в решение абсолютно чуждых и ненужных ей самой проблем. К сожалению, нередко это удавалось. При этом вчерашние союзники практически сразу же приступали к сдерживанию и выдавливанию России, как только с ее помощью их проблемы были решены.
Истоки проблемы лежат все же внутри России. Длительное время (с небольшими отступлениями) основной проблемой ее коалиционной политики было отсутствие прагматизма в реализации национальных интересов. К тому же все это происходило на фоне размытости представлений о них. В ряду других проблем следует назвать преобладание эмоций над рассудком, идеологии – над здравым смыслом, а также склонность к резкой смене ориентиров. Освобождение же от этих недугов началось совсем недавно, и в этом процессе наша страна все еще сталкивается с непониманием и сопротивлением. Возможно, по мере кристаллизации национальных интересов России, занятия ею все более четкой позиции по ключевым политическим вопросам, усиления последовательности в реализации своих интересов непонимание будет сходить на нет. Вместе с тем неизбежно, что скрытое сопротивление своим интересам Россия будет встречать постоянно, оно будет лишь обретать другие формы.
Сегодня Россия не может безудержно тратить свои людские и иные ресурсы. Реалистичная и прагматичная коалиционная политика выступает обязательным условием «сбережения народа» (по выражению Солженицына, приведенному главой государства в Послании Федеральному Собранию в 2006 г.). Само участие в коалиции следует рассматривать лишь как один из способов, одну из технологий реализации национальных интересов и не более того. Ведь есть и альтернативные, но оттого не менее эффективные варианты, не требующие связывания себя какими-либо союзническими обязательствами и участия в боевых действиях. Удачным примером таких действий можно назвать участие России в борьбе с режимом талибов, выразившееся в поддержке Северного альянса вооружением и техникой.
Нельзя не сказать и о том, что в выработке коалиционной политики недопустимы ке-лейность и волюнтаризм, отстранение экспертного сообщества от принятия решений, бесконтрольность политических руководителей. Условия для этого создаются эффективной политической коммуникацией, обеспечением непрерывного функционирования механизмов политического участия, благодаря которым общество получает действенные рычаги влияния на власть, политическим образованием граждан.
Нет оснований опасаться, что Россия окажется в изоляции. Пока существует политическая жизнь, всеобщего умиротворения на планете не произойдет, а это значит, что с Россией всегда будут считаться. Так, эксперты в сфере безопасности уверенно прогнозируют, что после эпохи борьбы с терроризмом, в ближайшие 20-30 лет, последует борьба за ресурсы, и причем не только энергетические. Такие конфликты будут преобладать и определять содержание политики государств (и негосударственных акторов). Кстати, ООН уже объявила период с 2005 по 2015 год «Десятилетием воды». Между тем в России только в озере Байкал сосредоточено, по некоторым оценкам, до 15 процентов мировых запасов пресной воды. Очевидно, что в ходе же борьбы за ресурсы будет складываться совсем иная, чем в настоящее время, конфигурация коалиций. Быть же нашей стране в этом случае субъектом или объектом мировой политики, зависит от нее самой и от позиции ее граждан.
Василий Белозеров, кандидат политических наук, Ассоциация военных политологов (АВП)
Список литературы:
1. Военная Энциклопедия: В 8 томах / Председатель Главной редакционной комиссии С.Б. Иванов. – Т. 7. – М.: Воениздат, 2003. – С. 593.
2. Клаузевиц К. О войне: В 2 т. – М.: Госвоениздат, 1936. – Т. 1. – С. 43.
3. Рансьер Жак. На краю политического / Пер. с франц. Б.М. Скуратова. – М.: Праксис, 2006. – С. 207.
4. Мартынов Е.И. Политика и стратегия. – М.: Издательский дом «Финансовый контроль», 2003. – С. 19.
5. Свечин А.А. Стратегия / Вступ. сл. И.С. Даниленко. – Жуковский, М.: Кучково поле, 2003. – С. 194, 197.
6. Свечин А.А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914-1918 гг. / Вступ. ст. И.С. Даниленко. – М.: Ассоциация «Военная книга»; Кучково поле, 2005. – С. 88.
7. Кузьмин И.Н. Поражение. – М.: Дипломатическая академия МИД России, 2003. – С. 301.
8. Интервью с В. Михайловым // НГ–Фигуры и лица. – 2001. – 12 апреля.
9. Manutscharian Aschot. Machtfrage – Wer kontrolliert die Energiereserven? // Y. Magazin der Bundeswehr. – 2006. – № 10. – S. 12.
10. Актуальные задачи развития Вооруженных Сил Российской Федерации. – М.: Министерство обороны Российской Федерации, 2004. – С. 35.
11. Павлов Н.В. Германия на пути в третье тысячелетие. Пособие по страноведению. – М.: Высш. шк., 2001. – С. 282.
12. Шпаков Ю. Шредера ревнуют к Путину // Время новостей. – 2005. – 22 февраля.
13. Володин В., Искендеров П. «Холодная война» между членами НАТО // Время новостей. – 2006. – 17 ноября.
14. Крижанич Ю.Г. Политика и воинство. В кн.: Государственная оборона России: Императивы русской военной классики. – М.: Военный университет, Русский путь, 2002. – С. 33.
Статья опубликована: Вестник аналитики. – 2007. – № 2. – С. 138-152.