Факторный анализ политического транзита в России на современном этапе.

Сейчас, когда в стране происходят противоречивые процессы, по нашему мнению особенно важно проследить перспективы преобразований в России на современном этапе. В данной части мы попытаемся проанализировать основные параметры политического транзита в России. Исходя из всего многообразия теорий и практического опыта, касающихся факторного анализа процесса демократизации, С. Хантингтон выделяет несколько методологических закономерностей:

1. ни один фактор, взятый в отдельности, недостаточен для объяснения развития демократии во всех странах или в одной отдельно взятой стране;

2. ни один фактор, взятый в отдельности, не обеспечивает развития демократии во всех странах;

3. демократизация в каждой стране является результатом действия целой комбинации факторов;

4. комбинация факторов, присущая одной волне демократизации, отличается от комбинации, характерной другой волне;

5. характер факторов, присущих одной волне демократизации, меняется в рамках этой волны в зависимости от смены политических режимов [Huntington 1996: 5].

Исходя из этих методологических предпосылок факторного анализа демократизации С. Хантингтона, представляется, что выявление конкретных факторов, способных оказать решающее влияние на перспективы трансформации политической системы России носят решающий характер для понимания вектора развития страны.

Выделим четыре группы переменных развития страны, при анализе которых мы попытаемся дать характеристику современному этапу перехода:

1.Идеологические факторы: свобода СМИ.

2.Политические факторы: политическое участие, институт выборов, конституционные изменения, партийная система.

3.Экономические факторы: экономические реформы.

4. Внешнеполитические факторы: отношения с Западом.

1.Идеологические факторы: свобода СМИ.

Политическое сознание и поведение людей существенно зависит от информационного поля, создаваемого СМИ той или иной страны. В этой связи можно привести слова Э. Денниса, предполагающего, что «СМИ «формируют» наше мышление, «воздействуют» на наши мнения и установки, «подталкивают» нас к определенным видам поведения, например, голосованию за определенного кандидата» [Деннис Э. 1997. - С. 139.]. Другие авторы считают, что влияние СМИ на поведение граждан осуществляется путем создания определенного общественного мнения. «Благодаря возможности придавать общественному мнению массовость СМИ обладают способностью управлять и даже манипулировать им» [Кузьмен О. В. 1996: 34.]. Более того, отдельные исследователи массовых коммуникаций (а вместе с ними и многие политики и журналисты) с недавних пор начали говорить о грядущей эпохе «медиакратии» - власти СМИ, которые уже не столько отражают и интерпретируют действительность, сколько конструируют ее по своим правилам и усмотрению. И совершенно очевидно, что российские СМИ рискует стать своеобразным оружием в руках власти, что постепенно может привести к котострафическим последствиям в развитии страны.

Конечно, свободу слова и независимость СМИ можно определять по-разному. Есть конституционный подход, есть нормативный подход, различные другие подходы. В данном случае мы определяли независимость СМИ так, как это делает международная организация «Фридом Хаус», то есть как комбинацию трех фундаментальных факторов независимости средств массовой информации – это экономическая, юридическая и политическая независимость СМИ. Юридическая независимость гарантируется, соответственно, Конституцией и законодательством. Экономическая есть результат достаточных самостоятельных источников дохода у средств массовой информации. И политическая независимость гарантируется невмешательством власти и государства в дела средств массовой информации.

Одной из главных заслуг режима 90-х многие эксперты называют, становление свободных СМИ в стране, одного из важнейших элементов демократии. Именно тогда появляется множество каналов и печатных изданий разной направленности. У людей впервые за многие десятилетия появляется возможность выбора, что читать и смотреть. Здесь уместно вспомнить характерное высказывание С. Кургиняна о периоде перестройки и «революции» 1991 г.: «Демократов привели к власти средства массовой информации, привели за счет создания новых культурных кодов и разрушения старых. Это была хорошо и быстро проведенная операция...» [Кургинян С. Е. 1992: 141]. Неслучайно по поводу СМИ постоянно раздаются выражения типа «четвертая власть» и даже «силовые структуры». Можно условно выделить три этапа развития СМИ в современной России:

1. 1991-1996 – характеризующийся становлением независимых СМИ. В этот период появляется частные СМИ, происходит их отделение от государства.

2. 1996-2000 – характеризуется использованием СМИ в информационных войнах (дело «Связьинвеста» и тд.) т. е. как средство борьбы бизнес-бизнес, бизнес-власть. Оставаясь независимыми, СМИ переживают кризис. Но в месте с тем это сопровождалось появлением мощных медиа империй и усилением конкуренции за зрителя, что привело к улучшению качества продукта.

3. 2000-2006 – характеризуется обратным процессом, а именно ликвидацией независимых СМИ государством и, следовательно, превращение телевиденья и значительной части газет в абсолютно подконтрольные структуры.

Международная профессиональная организация «Репортеры без границ» (Reporters sans Frontieres) опубликовала всемирный рейтинг стран по уровню свободы прессы. Россия в этом списке оказалась на 138 месте (из 167), опустившись на 19 позиций по сравнению с прошлым годом [http://www.rsf.org2005/]. Рейтинг в целом отражает степень свободы журналистов и новостных организаций в своих действиях в той или иной стране мира и учитывает только события, происходившие за год в период с 1 сентября 2004 года до 1 сентября 2005 года. Рейтинг также учитывает усилия государства «по уважению и обеспечению данной свободы». Рейтинг не учитывает нарушения прав человека в общем, а только нарушения прав свободы прессы. Характерно, что свобода прессы начала серьёзно ухудшатся с 2000-2001 года, что совпадает с изъятием акций ОРТ у Б. Березовского и т. н. «спором хозяйствующих субъектов» выразившийся в передачи телекомпании В. Гусинского НТВ государственной кампании Газпром.

В области коммуникаций за последние пятнадцать лет СМИ претерпели серию метаморфоз, сменив свою роль с глашатая демократических перемен периода перестройки на инструмент внутренней борьбы за власть между представителями деловой и политической элиты в конце 1990-х. На текущий момент СМИ по большей части, похожи на советские, когда они были средством правительственной пропаганды. Президент, правительство и правящая партия очень активно освещаются на общенациональных телеканалах. На четырех принадлежащих государству телеканалах, власти посвящено около 90% главных новостей, а оппозиция же или вообще не присутствует, или присутствует исключительно в негативном облике. Освещение президента Путина в принадлежащих государству телеканалах происходит исключительно положительно. Некоторые темы практически не освещаются: «война в Чечне, или коррупция в высших эшелонах власти. А такие, как, скажем, «монетизация», отмена отсрочек от призыва, ввоз ядерных отходов, отмена губернаторских выборов, – если и обсуждаются, то лишь в присутствии лояльных власти политиков, политологов и комментаторов» [Б.Л.Вишневский http://www.kasparov.ru/material.php?id=445B258C1623E].

Как следствие в России происходят процессы, выразившиеся в абсолютном экономическом и политическом контроле государства над подавляющим большинством СМИ. В такой обстановке не может идти и речи об объективном и беспристрастном информировании населения о событиях в стране и мире. СМИ и, в особенности телевидение превратилось в инструмент пропаганды власти. Конечно, пока есть некоторые независимые газеты и радиостанции, наконец, Интернет, но влияние их крайне ограничено по сравнению с телевидением. С каждым годом ситуация со СМИ в России ухудшается следствием чего уже можно говорить об установившейся в России медиократии. В России теле - президент, теле - дума, теле - политика. Современная Россия такова, что именно телевиденье моделирует политическую реальность, активно используя подмену понятий и методы оболванивания и пропаганды.

2.Политические факторы: политическое участие, институт выборов, влияние конституции, развитие партийной системы.

Активное участие личности в общественной жизни является неотъемлемой чертой демократического общества. Как полагает Роберт Путнам, население должно оказывать влияние на государство через различные социальные институты, свободные от государственного контроля. Граждане должны приобретать навыки и развивать необходимые структуры для того, чтобы представлять свои мнения и требования правительству [R. Putham. 1993: 85-93]. Государство допускает существование неправительственных институтов и даже узаконивает их, но, по мнению Р.Роуза, российское гражданское общество можно назвать «обществом песочных часов» в силу того, что связи между верхами и низами весьма ограничены [Р. Роуз 1995:79]. В посткоммунистической России, действительно, существуют институты, свободные от контроля государства, но, вместе с тем, они также «свободны» и от серьезного влияния на него. Некоторые ученые объясняют это «недоразвитие» демократии в России тяжелым наследством, доставшимся России от СССР: россияне привыкли полагаться на личные неофициальные связи, лишенные правового признания, и не доверять своему государству. Как отмечал Стивен Холмс, поражение либеральных реформ стало возможным из-за стены безразличия, разделяющей государство и общество: настоящий либерализм ставит целью не изолировать общество от государства, а наоборот, сохранить крепкие и доверительные каналы для консультаций и партнерства между государственными деятелями и гражданскими лицами. [Стивен Холмс. 1998: 31].

Даже в отношении такого демократического завоевания, как выборы, в России сложилась иная ситуация, чем в странах Восточной Европы. Голосование в России не стало средством «создания власти» в том смысле, какой вкладывают в эти процедуры сторонники западного либерального конституционализма. По большей части россияне не выбирают правителей, а поддерживают власть, уже существующую и слабо зависящую от реальных интересов рядовых граждан. С.Холмс приводит свое определение сложившемуся в России устройству, называя его «обществом разбитых часов», в котором 'привилегированные не эксплуатируют и не оказывают давления и даже не правят, а просто игнорируют большинство» [Стивен Холмс.1997:16].

Во время демократического перехода, российские реформаторы попытались приспособить западные концепции конституционного права к условиям посткоммунистического государства. Поэтому было решено обратиться к американской европейским моделям конституционализма. По мнению Алана Уотсона, «большинство изменений в большинстве систем оказываются результатом заимствования». Это в полной мере относится и к трансформации российского конституционного права, в котором «правовые заимствования» были сделаны из различных источников западного конституционализма. «Процесс культурной фильтрации с неизбежностью замедлял перемещение и являлся причиной мутаций западных концепций, ибо политические элиты модифицировали первоначальные понятия, адаптировали их для внедрения у себя на родине» [Роберт Шарлет.1999:15]. По мнению американского политолога Ричарда Роуза, в России в 1993 году была принята «конституция без граждан», так как большинство россиян не видели никакой связи между их повседневными заботами и системой власти, установленной в России новой Конституцией [Роберт Шарлет.1999:16]. И это еще одна особенность российского демократического транзита, свидетельство несовершенства законов и незавершенности преобразований. Лилия Шевцова обращает внимание на один из основных парадоксов системы, установленной Конституцией 1993 года: "конфликт между демократическим способом избрания лидера и административно-авторитарным способом осуществления власти" [Л. Шевцова 1999: 286]. А по Ю. Красину пик смещения в демократию был в 80-е гг., затем маятник качнулся к авторитаризму, что было закреплено Конституцией 1993 г. [Красин Ю.А 2003:124-126].

По многим западным и некоторым российским оценкам, несмотря на то, что формально страна соответствует минимальным критериям демократии, в современной политической практике России по-прежнему можно проследить элементы авторитаризма. Именно Конституция, закрепившая широкую президентскую власть, на основе которой ведется процесс демократизации, сделала возможным существование этих элементов. В таком случае изменение Конституции в сторону парламентской демократии пошло бы на пользу демократическому развитию, и многие политические силы в России поддерживают эту линию. Однако парадокс и своего рода дилемма демократизации России заключается в том, что в условиях отсутствия демократической политической культуры парламент также представляет собой угрозу авторитарной реакции.

Как известно, Конституция РФ 1993 года принималась с тем, чтобы исключить возможность кризиса, подобного октябрьскому, возникновения тупиковой ситуации в отношениях президента-реформатора и консервативного парламента. Конституция давала Президенту право разогнать парламент, если возникнут неразрешимые противоречия, или же, чтобы, не обращая внимания на мнение парламента, можно было проводить политику реформ. Путин, уже успел объявить, что не считает изменение Основного закона первоочередной или требующей скорого решения задачей, одновременно подчеркнув, как это ни странно, значение «партнерских» отношений между исполнительной властью и гражданским обществом. Реальное состояние дел свидетельствует о том, что т. н. демократия в России носит формальный характер, она не выражает интересов большинства населения. Это будет продолжаться до тех пор, пока в России не возникнет основа демократии — гражданское общество, являющееся гарантом демократии вообще. То, что происходит сейчас, а именно попытка власти построить «гражданское общество» с верху, как пример создание «странной» общественной палаты, не может восприниматься как фактор демократизации, поскольку одной из главных задач «гражданского общества» является, оппонирование и контроль над действиями власти. Это означает, что Россия представляет собой иное государство, нежели провозглашенное в Конституции. Это было и в 90-е годы, но особенно обострилось теперь. Подобное состояние России с неизбежностью будет приводить к противоречию между формальными правовыми демократическими основаниями и реальной действительностью. Сегодня не существует ни одной «беспартийной демократии», и, как утверждает Ф.Шмиттер, представительная демократия, контролируемая посредством многопартийных, состязательных выборов, служит ориентиром демократической трансформации поставторитарных обществ в любом культурно-географическом регионе мира [Ф. Шмиттер. 1996: 27].

В начальный, «романтический» период перестройки многопартийность в России воспринималась как «наилучшая форма общественного управления, выработанная человеческой цивилизацией» [А.П.Бутенко.1997:38]. То, что политические партии сыграли решающую роль в становлении демократии в странах первой волны модернизации на Западе в 19-ом - начале 20-го веков, давало надежду, что формирующаяся в России многопартийность станет своего рода локомотивом, ведущим общество к стабильной процветающей демократии. Многие авторитетные отечественные ученые и демократически настроенные политики и сейчас искренне продолжают считать многопартийность «движущей пружиной политического процесса» в стране. Известно, что для установления стабильной многопартийной системы страна должна пройти несколько циклов выборов в парламент без радикальных изменений законодательства о выборах. Россия прошла уже четыре таких цикла – в 1993, 1995, 1999 и в 2003 гг. Однако это не стабилизировало партийную систему страны, скорее наоборот. С.Холмс приводит свое определение сложившемуся в России устройству, называя его «обществом разбитых часов», в котором «привилегированные не эксплуатируют и не оказывают давления и даже не правят, а просто игнорируют большинство» [Стивен Холмс.1997:16].

Д.Фурман констатирует, что выборы все более превращаются в «скучный ритуал изъявления лояльности власти» [Фурман2003:24]. Постепенно это будет разрушать легитимность системы, и у власти нет способов борьбы с этим.Главные признаки представительской демократии - это наличие многопартийной системы и свободные выборы, гарантирующие избирателям представление их интересов в демократических органах власти. В этом отношении Россия продвинулась далеко вперед, если сравнивать со временами однопартийного Советского Союза и формальных ритуальных выборов. Тем не менее, многие знатоки российской партийной системы - как западные, так и отечественные - считают, что с точки зрения возможной демократии в России еще не создана действенная партийная система [Бунин И., Макаренко Б. 1998. С.47-79]. Однако, в России сложилась иная ситуация, чем в странах Восточной Европы, её партийную систему можно назвать живой мозаикой, составленной из многочисленных сформированных вокруг отдельных лидеров мелких партий, которые внезапно рождаются и так же внезапно умирают. Голосование в России не стало средством «создания власти» в том смысле, какой вкладывают в эти процедуры сторонники западного либерального конституционализма. Так же можно отметить, что организация государственной власти по основным законам страны носит в целом непартийный характер. Ни парламентское большинство, ни парламентская коалиция не обладают правом формировать правительство, и поэтому борьба партий на выборах и сами выборы лишаются того основного смысла, которым они наделены в партийной демократии, где их основная цель - смена утратившего поддержку общества правительства и его курса.

Так как победа все равно не дает партии возможность ни реализовать свою программу, ни контролировать правительство, теряется такой критерий голосовании, как оценка партии по экономическим результатам работы сформированного ею правительства за истекший срок, который является решающим для избирателей в партийной демократии. Поэтому реальный выбор фактически подменяется голосованием, которое принимает в значительной мере протестный характер (одна часть электората голосует против существующего режима, другая - против возможности коммунистического реванша) и объективно служит аккумуляции энергии социального протеста. Выборы 1999-2000 гг. показали, что население «...проявляет возрастающую готовность довериться харизматическому лидеру, связывая с ним свои чаяния» [Красин Ю.А 2003:127]. Правда, тут высказан достаточно спорный тезис о харизме президента Путина. Администрация президента, по свидетельству В. Рыжкова, удалось выстроить в Думе систему строгого контроля не только за «Единством», но и за всеми остальными фракциями и депутатскими группами [В.Рыжков 2000]. Ситуация после выборов 2003-04 гг. подтверждает этот тезис. Современный режим стремился использовать многопартийность, прежде всего для того, чтобы установить полный контроль Кремля над процедурой принятия законов, и надо отметить, не безуспешно. Кремль за три месяца до голосования создает свой избирательный блок «Единство» и, используя административный ресурс, контроль над общероссийскими каналами телевидения и агрессивные пиар-технологии проводит его в Думу. А на выборах 2003 года уже к тому времени «Единая Россия» получает и вовсе, абсолютное большинство в парламенте. И всё это на фоне поражения правого крыла оппозиции «Яблока» и «СПС». После проигрыша правых сил на думских выборах стали поговаривать, что теперь Путин - главный либерал в России. [Ходорковский]. В это можно поверить, если послушать выступления президента. Правда если провести нехитрое сравнение с реальными шагами, вырисовывается совершенно противоположные тенденции в правлении президента.

Если посмотреть на ситуацию последних выборов, на то, кто и как выбирал президента, то мы увидим «плебисцит». Хотя выборы, по мнению многих, не были справедливыми, они были признаны демократическими. Никто всерьез не оспаривает законность победы Путина, его поддержку населением. Именно в этом смысле, мы имеем дело со специфической демократией. Плебисцит сам по себе есть проявление демократии, однако, учитывая многочисленные претензии к последним выборам и режиму, можно сказать, что это «ограниченная», «управляемая», «закрытая» демократия. Это демократия по форме и «псевдодемократия» по существу. По мнению И.Бунина, роль Путина в моноцентрической системе - распределение привилегий для каждой партии: «В модели плебисцитарной демократии партии решают только узкие проблемы...», кроме «Единой России» они будут «конкурировать только за голоса сомневающихся в правильности такого курса» [Гражданское общество и правовое государство: 2003: 51-52]. Реальный парламентаризм должен был ослабить гегемонию президента, и предать системе некий баланс, но после выборов 2003 года об этом говорить не приходится.

Российская партийная система уже шесть лет переживает серьёзный кризис, выразившийся в абсолютной утрате своих прямых функций. В России произошло сворачивание нормальной партийной системы, в место неё появилась фактически монопартийная. Кроме того, в России идёт ликвидация мажоритарной системы избрания в Государственную Думу и как следствие, население не будет знать людей, за которых голосует. Это очень опасная тенденция и предсказать к чему она приведёт тяжело, одно можно сказать чётко – такая система опасна с точки зрения возможной авторитарной реставрации в России.

3. Экономические факторы.

Попытка резкого перехода от командной экономики с присущей ей тоталитарной идеологией к рыночной экономике с помощью методов «шоковой терапии» привели российское общество в состояние хаоса, т.е. неустройства и беспорядка. Данное состояние характеризуется анемией (буквально «разрегулированность»), когда, по словам французского социолога Э.Дюркгейма, «нарушается коллективный порядок», разрушаются социальные нормы и люди теряют ориентацию. Социальная дезорганизация - результат отсутствия или ослабевания влияния на общественную жизнь культурных ценностей, норм и традиций. Й.Шумпетер еще в первой половине XX в. высказал интересные мысли, касающиеся хаоса и порядка в социально-экономических системах. Он ввел понятие «конструктивное разрушение», под которым подразумевается механизм разрушения старого в процессе эволюции и освобождении места для создания и развития нового. При этом Й. Шумпетер утверждал, что слишком быстрое, обвальное разрушение нежелательно, т.к. оно будет преобладать и препятствовать созданию нового. Отсутствие же разрушающего механизма, по мысли Й. Шумпетера, также плохо, т.к. при этом старое закрывает дорогу новому. Сбалансированный путь вырабатывается в результате эволюции, а не революции в обществе [Шумпетер1996: 33].

Процесс демократизации посткоммунистических государств связан с реализацией либеральной модели реформирования, с так называемой «шоковой терапией». В странах Восточной Европы, более близких к Западу по своей политической культуре и экономическим укладам, демократическая трансформация общества проходит сравнительно успешно, хотя и сопровождается падением производства и другими негативными последствиями. Создание экoнoмическoгo рынка является неoбхoдимым, хотя и недoстатoчным условием пoстрoения демoкратическoгo государства, но является ли демoкратия неoбхoдимым условием эффективнoгo функциoнирoвания экoнoмическoгo рынка? Подобные вопросы волнуют многих исследователей [Мараваль Х. М 1994: 17, 31]. Возникает вопрос, является демoкратия средствoм или же кoнечной целью. Демократия любой ценой ничем не отличается oт кoммунистическoгo авторитаризма или oт наставленнoгo на вас ствола пистолета... Эта проблема стала по-настоящему актуальной в России с приходом к власти нового президента и как следствием, некоторым изменением в планах экономического развития страны.

На первый план в России ещё в 2000 году выходит доктрина, исходящая от власти и выдвигающие на первый план экономическое развитие страны, в ущерб некоторым демократическим процедурам. Сложились благоприятные условия. Можно совершить экономический рывок. «Что делать — ясно. Нужно только, чтобы никто не мешал. Для этого можно на время слегка ограничить демократию» [Г. Сатаров: 2004]. При Ельцине государство, жившее «по понятиям», было неупорядоченным, а Путин это «понятийное», внеправовое государство упорядочил. «Так, он встречается на даче с олигархами и устанавливает для них «правила равноудаленности». Он лично гарантирует западным лидерам и западному бизнесу сохранность инвестиций. В нормальном демократическом обществе деятельность первого лица в качестве подмены закона немыслима. Но в России по-другому невозможно. И Путин играет роль закона и потому, что, видимо, сам не верит в существование правил, и потому, что понимает, что личные обязательства и президентская гарантия - более простой путь делать дела» [Шевцова http://www.ng.ru/ideas/2005-01-21/1_otkat.html].

Для российской экономики посткризисный период (1999 - 2002 годы) был одним из самых успешных не только за годы реформ, но и за всю послевоенную историю. За четыре года ВВП увеличился на 22%, промышленное производство - на 35%, конечное потребление домашних хозяйств - на 25%, инвестиции в основной капитал - на 38%. Но к концу 2002 года основные ресурсы роста российской экономики, оказались исчерпаны. Другими словами, все, что можно было выбрать за счет существующих резервов, предприятия выбрали. 2003 год стал переходным: «Укрепление рубля, влияющее на конкурентоспособность отечественных товаров на внутреннем рынке, было не очень сильно; рост евро создал дополнительные барьеры на пути импорта; во многом экономика двигалась вперед энергией проектов, запущенных в предыдущий период. Вновь начала расти зависимость российской экономики от конъюнктуры мировых рынков сырья и энергоносителей» [П.Щедровицкий http://intelros.ru/lib/statyi/shedrovitsky1.htm]. Активы, которые являются российским капиталом, известны. Это прежде всего нефть и газ, затем металлы - цветные и черные. Это земля, которая по большей части по факту принадлежала губернаторам (и поэтому они тоже были крупными капиталистами). Сюда же можно отнести активы лесной отрасли и транспортную инфраструктуру. Серьёзная борьба за них началась ещё с приватизации 90 –х и продолжилось со сменой режима Ельцина. Практически сразу была предложена доктрина, где власть выступает в качестве «дистанционного арбитра» для бизнеса, что «сопровождалась политическим и экономическим выдавливанием Гусинского и Березовского, жестким давлением на В.Потанина (возбужденное Генеральной прокуратурой в 2000 г. дело «Интерроса» и др.) и делом «Юкоса». Все остальные мероприятия власти (выстраивание единой властной вертикали и механизмов «управляемой демократии», активизация усилий на информационном поле) были направлены на «технологическое обеспечение вышеописанногокомпромисса» [С.Берюковhttp://www.russ.ru/politics/20030715-sbiriuk.html ].

Нынешний союз власти и «олигархов» (в основном это экспортеры сырья и металлов) консервирует сырьевую структуру экономики и делает ее зависимой от мировых цен. «Он консервирует и нерасчлененность власти и собственности, блокирующую развитие конкурентных рыночных механизмов. Он обессмысливает предпринимаемые меры по дебюрократизации экономики: имея союзником зависимого собственника, бюрократия легко к ним адаптируется». [И. Клямкин http://www.liberal.ru/articl.asp?Num=56]. Дело «Юкоса» крайне негативно сказалось, в том числе на российской экономике. Очевидна его логика в контексте дел других «олигархов», так как очевиден политический мотив данных событий. Государство не терпит политическую активность медиа магнатов или крупных бизнесменов. «Ходорковский окончательно вышел за рамки достигнутого в 2000 - 2001 г. компромисса между властными структурами и бизнес-элитой, что и сделало его объектом атаки со стороны «правоохранительно-силового» блока» [С. Берюков http://www.russ.ru/politics/20030715-sbiriuk.html]. Всё это говорит об авторитарных тенденциях в отношении власть – бизнес.

Существует мнение, что централизация политической системы и административного управления страны, наличие лидера, поддерживаемого большинством населения, «создают благоприятные условия для провидения болезненных рыночных реформ», которые тем неимение необходимы [А. Рябов 2004: 29]. Но Как справедливо заметили исследователи Стефан Хаггард и Роберт Кауфман, проанализировав опыт 17 стран со средним уровнем доходов, тип режима сам по себе не является определяющим фактором экономических успехов, но, как правило, «удержать низкий уровень инфляции и стабилизировать национальную экономику удается там, где руководство страны действует в условиях достаточной политической определенности - скажем, пользуется поддержкой армии или сильных партийно-политических организаций» [цит . по Армихо Л. Э. 1994: 64]. Если высокая инфляция вызвана дефицитом бюджета слабого демократического правительства, зажатого в тиски настоятельных требований перераспределения расходов, то для успешной стабилизации может потребоваться авторитарное правительство, способное лишить городскую рабочую силу права голоса. Но успех реформ, который неизбежно, пусть лишь со временем, повлечёт за собой переход от специфической российской модели к общепринятой демократической, зависит не только от наличия пакета реформаторских законов и способности реализовать их на практике. Ведь остается открытым вопрос о том, сумеет ли В.Путин реализовать заявленный им проект экономической модернизации - ибо для этого потребуется на деле перейти от выстроенной системы к свободной рыночной экономике, перспективы которой при современных социально-экономических процессах смотрятся весьма туманно.

4. Внешнеполитические фактор: отношения с Западом.

Политическая траектория нынешнего российского руководства во многом выглядит, как попытка избежать двух крайностей, которые одинаково его пугают. «Одна крайность называется «failed state», когда Россия перестает быть игроком и на мировой арене, и внутри страны: она превращается в совокупность ресурсов, которые потребляют другие политические акторы, а высшее политическое руководство лишается привычной работы» [А.Зудин http://www.liberal.ru/sitan.asp?Num=587]. Противоположная крайность – это «государство-изгой». Оказаться в этой категории также неприемлемо. Политический курс выстраивается как движение между этими полюсами. То есть Запад в качестве значимого фактора продолжает работать для политического руководства и как соперник, и как партнер. Нынешние действия, начиная с газового конфликта с Украиной, которые побудили западную элиту в Давосе задуматься о России как о вызове и угрозе, связаны с попыткой вернуться в качестве активного игрока в мировую политику. «Наша старая роль в 1990-е годы многих устраивала, к ней успели привыкнуть, и поэтому не настроены позитивно воспринимать возросшую самостоятельность России. Как известно, из старой роли не выходят, из нее «выламываются»». [А.Зудин http://www.liberal.ru/sitan.asp?Num=587]. В первый год президентства В. Путина наша внешняя политика приобрела ярко выраженный антизападный и антиамериканский характер: «Создавалось впечатление, что основной её целью было противодействие США по всем азимутам» [Пиантковский 2004: 11].

Сегодня в российских политических кругах энергично идет синтез авторитаризма, экономических реформ и державничества, которое, однако, не должно отпугивать Запад. «Словом, формируется новый традиционализм, т. е. акцент на персонифицированную и никем не ограниченную власть лидера во внутренней политике, а также опору на силу в сфере внешней политики» [Шевцова 2005]. Западное сообщество расколото в своем отношении к российской трансформации. Меньшинство на Западе, если речь идет о политических кругах, бизнес-элите и транснациональных корпорациях, придерживаются точки зрения на Россию, которую можно охарактеризовать так: «Трансформация элиты через интеграцию». Это означает следующее: «Мы вас интегрируем в наши структуры и будем надеяться, что эта интеграция приведет к вашему изменению». Эта часть Запада еще недавно надеялась, что по мере интеграции в западное сообщество российская элита сможет принять либерально-демократические правила игры, Вторая, более массовая часть западных элит говорит по-другому: «Сначала трансформация, а затем интеграция». Это означает, что Запад считает необходимым подождать, пока Россия решит свои собственные проблемы, трансформирует себя и только после этого Запад подумает о том, чтобы реально интегрировать Россию. [Лилия Шевцова: http://www.liberal.ru/sitan.asp?Num=587].

Есть и третья группировка, которая, сожалению, расширяется и которая серьезно влияет сейчас на конкретную политику западного сообщества в отношении России. Позиция этой группы такова: «Давайте законсервируем нынешнее положение на некоторое время, пока Россия не созреет для нового витка реформ. А еще лучше - дистанцируемся от нее». Эта группа начинает требовать более жесткого давления на российскую власть, вплоть до исключения России из «Восьмерки». Как бы то ни было, в последнее время Запад, и в первую очередь США, начали довольно серьезно давить на Россию по поводу закона о неправительственных организациях. «Это фактически первая попытка Запада за последние 15 лет вмешаться в кремлевский механизм осуществления внутриполитических решений с целью предотвратить принятие решения, которое, по мнению западного, сообщества, может ограничить не только возможности российского гражданского общества, но и возможности самого Запада влиять на Россию». [Л.Шевцова: http://www.liberal.ru/sitan.asp?Num=587]. Успех «цветных революций», в странах СНГ привёл к появлению новой внешнеполитической концепции в России. Данная концепция «отрицает (в мягком варианте – ставят под серьезное сомнение) обоснованность самой системы координат, в которой желательным вектором развития признается демократизация или консолидация демократии» [Макаренко 2005: 24].

Всё чаще заговорили о «навязанной» демократии, главным образом в адрес США (Афганистан, Ирак). Высшим руководством страны стали делаться заявки на некую «национальную модель» демократии для России, одновременно с этим «подвергаться критике качество западной демократии (например, драматический опыт «ничейных» выборов в США в 2000 г., некоторые ограничения гражданских свобод после событий 11 сентября» [Макаренко 2005: 24]. Стали активно применятся термины: «соборность», «евразийство», и практически никогда не развертывается в сколь-либо цельные системы государственного или общественного устройства. Как следствие, об «экспорте демократии» заговорили, как об сильной угрозе для России, что и выразилось в концепции т. н. «Суверенной демократии», в которой отсутствие прогресса в демократизации объясняется страхом утраты национального суверенитета и развала России. Но как отмечают некоторые политологи: «На самом деле, это лишь попытка идейно обосновать отклонения от классических канонов демократии или откровенно авторитарные черты собственных политических режимов и защитить их от критических слов или действий со стороны Запада» [Макаренко 2005: 24-25].

Между тем, очевидна, что угроза «цветной революции» в России, чрезвычайно мала по многим причинам, таким как высокая поддержка президента, опора власти на силовые структуры, режим России стабильнее, чем режимы Грузии и Украины и т.д. В России другая ситуация и революция тут пока достаточно мало вероятна, хотя вектор оппозиционной активности и перемещается постепенно на улицу, всё же это не несёт реальной угрозы самой системе. В итоге можно сказать, что не по одному из выделенных факторов современный режим России нельзя назвать полностью демократическим. Очевидно, что многие элементы демократии, достигнутые в 90-е годы были разрушены. Тем неменее и тогда и сейчас режимы во многом похожи, просто то что казалось невозможным по многим причинам при режиме Ельцина легко претворяется в жизнь с 2000 по настоящее время. Как следствие, режим современной России является логичным продолжением режима сформировавшегося в 90-е годы, но современная Россия намного ближе к авторитаризму…слишком близко.