Идеологи этатизма в постсоветской России. Национал-патриотический и евразийский дискурсы
Консервативные идеологии, развивающиеся в постсоветской России, часто оказываются тесно связанными с советской историей и идеологией. В девяностые годы двадцатого века в оппозиции режиму Б.Н. Ельцина находились политические силы, за которыми закрепилось политическое клише «красно-коричневые». Так стали называть тех, кто выступал против существовавшей власти, в частности, её либерального курса, как с правых, так и с левых позиций. Следует отметить значительную идеологическую разнородность «красно-коричневых», однако можно определить их ядро, состоявшее из сторонников сильной государственной власти. Среди идеологов, которых можно причислить к ядру «красно-коричневых», выделяются фигуры С.Г. Кара-Мурзы, В.В. Кожинова, А.Г. Дугина, А.А. Проханова. Общим элементом их взглядов является этатизм, наиболее выраженный в концепции «пятой империи», выдвинутой А.А. Прохановым, и обосновывающей создание гипотетического государства – преемника имперских традиций Киевской Руси, Московского царства, Российской империи и СССР, которое должно возникнуть в ходе эволюции политической системы современной России.
После прихода к власти В.В. Путина, частично возродившего риторику власти, касающуюся возрождения сильного государства, представители ядра «красно-коричневых» отошли от оппозиции. Несмотря на критику либерального компонента политического курса современного руководства России, они стали поддерживать власть в её стремлении укреплять существующий политический режим. Катализатором перехода к поддержке существующей власти стали цветные революции на постсоветском пространстве, в которых идеологи красно-коричневых увидели угрозу национальной безопасности из-за появления недружественных России режимов в ближнем зарубежье, опасность окончательной утраты государственного суверенитета при реализации подобного сценария в РФ, гибели самостоятельной российской цивилизации. Таким образом, данные силы проявляют себя как консерваторы, которые, однако, используют элементы советской идеологии, которая может ассоциироваться с левыми политическими движениями, для конструирования своего дискурса.
Марксистское понимание идеологии выражается следующим образом: «Даже туманные образования в мозгу людей, и те являются необходимыми продуктами, своего рода испарениями их материального жизненного процесса, который может быть установлен эмпирически и который связан с материальными предпосылками. Таким образом, мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания утрачивают видимость самостоятельности. У них нет истории, у них нет развития: люди, развивающие своё материальное производство и своё материальное общение, изменяют вместе с этой своей действительностью также своё мышление и продукты своего мышления. Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание». К. Маркс и Ф. Энгельс критически относились к идеологии, считая её опорой существующих отношений в обществе, подразумевающих неравенство и эксплуатацию, ложным сознанием.
В дальнейшем Т. Иглтон так определяет марксистскую трактовку идеологии: «Идеология это, в первую очередь, не набор доктрин; идеология обозначает то, как люди проживают свои роли в классовом обществе; ценности, идеи и образы, которые привязывают их к социальным функциям и, таким образом, препятствуют их пониманию общества как единства». Данное определение можно использовать при рассмотрении современного российского консерватизма и выделить его три основных направления: «советское», «имперское» и «евразийское». Их характеризуют цивилизационный подход и подчёркивание исключительной роли государства в истории России, этатизм.
Советские консерваторы, хотя и ориентируются на СССР, осуждают левые элементы в советской идеологии, и подчёркивают правые, особенно ярко проявившиеся в период сталинизма. Их характеризуют цивилизационный подход и подчёркивание исключительной роли государства в истории России, крайний этатизм, характерный и для других направлений в современном российском консерватизме. Так, все негативные стороны советского строя увязываются с левыми, революционными тенденциями, подрывающими традиционные ценности, концентрированным выражением данных тенденций служит в советском консерватизме «троцкизм». «Сталинизму» приписывается положительная роль силы, остановившей распад традиционного общества и создавшей советскую цивилизацию, которая для советских консерваторов является неизбежным и блистательным этапом в развитии российской цивилизации, в корне отличной от остальных цивилизаций. Марксизм признается С.Г. Кара-Мурзой, одним из крупнейших теоретиков советского консерватизма, системой взглядов, хотя и сыгравшей огромную роль в формировании российского революционного движения, однако плохо применимой к российским реалиям, и чуждой в конечном счёте для советской цивилизации, возникшей не благодаря, а вопреки марксистской теории.
С самого начала своей деятельности в российской оппозиции С.Г. Кара-Мурза не пытался синтезировать революционные и консервативные идеи, отрицая «троцкизм» и выявляя суть советского строя, очищенную как от левых тенденций, неуклонно слабеющих после Октябрьской революции, и марксистской риторики, маскирующей советскую идеологию, сформировавшуюся и разложившуюся в процессе советской истории. С.Г. Кара-Мурза, как консерватор, положительно трактует отход от революционных тенденций, имевший место в действительности, усматривая причины краха советского проекта в отступлении от традиционных ценностей, встроившихся в советскую идеологию и во многом сформировавших её. Если следовать марксистскому определению, то в России после победы социалистической революции не произошло преодоления идеологии, наоборот, сформировалась советская идеология, которая неизбежно приобрела консервативные черты. После крушения СССР появился советский консерватизм, уже очищенный от марксистской риторики и переосмысливающий советский период в истории России в неоромантическом ключе, следуя традиции славянофилов и других российских консерваторов.
Евразийство возникло в среде российской эмиграции как реакция на приход к власти большевиков, и обозначило собой обоснование и развитие идеи общности исторических судеб России и тюркских народов, а также монголов, подчёркивание цивилизационной близости России и Монгольской империи, Золотой Орды. Евразийцы разделились на левых и правых, причем последние (Л. П. Карсавин, С. Я. Эфрон, Д. П. Святополк-Мирский), принявшие СССР как один из вариантов евразийского проекта и вернувшиеся в СССР, повторили судьбу сменовеховцев и национал-большевиков (Н. В. Устрялова, А. В. Бобрищева-Пушкина, Ю. В. Ключникова), были уничтожены советским государством. Руководители СССР, таким образом, максимально отдаляясь от мыслителей, претендовавших на место интеллектуалов, влияющих на власть, следовали принципам «реальной политики», используя встраивание консервативных элементов в марксизм, трансформируя его из учения, отвергающего идеологию как ложное сознание, в идеологию, предназначенную для маскировки реальной политики в отдельно взятом государстве. Советский марксизм в итоге стал превращаться в консервативную идеологию, предназначенную не для развертывания мировой революции, а для решения насущных задач в конкретном обществе.
Современные евразийцы, основным идеологом которых является А.Г. Дугин, предлагают свой проект российской идеологии, во многом основанный на мистицизме, который завуалирован геополитикой, но в основе своей опирается на понятия первых евразийцев, «ощущение моря» и «ощущение континента». Что касается экономики, то А.Г. Дугин выдвигает идею «экономического плюрализма и многоукладности»: «евразийство предлагает собственное экономическое учение, отличное как от либерализма, так и от марксизма. Обычно в отношении подобной теории принято использовать определения «третий путь», «экономика третьего пути».
В рамках данной экономической программы А.Г. Дугиным выдвигается явно утопическая в современных российских условиях идея перераспределения доходов, пересмотр итогов приватизации и отказ от неё в ключевых отраслях экономики. Политическое руководство Российской Федерации видит в евразийской интеграции в первую очередь залог экономической выгоды и политической стабильности на постсоветском пространстве, при сохранении сложившихся, оптимальных для политической и экономической элиты порядков, частично основанных на либеральных идеях в экономике. В постсоветской России идеологические наработки «русской партии» стали основой не только для националистически ориентированных движений, многие из которых являются радикальными по своей сути, и нацеленными непосредственно на политическое действие, но и для мыслителей, разрабатывавших консервативную идеологию. Радикальные движения, непосредственно участвующие в политике и активно протестующие против существующего государства, требуют отдельного рассмотрения, их затруднительно определить как «консервативные» из-за присущего российским консерваторам этатизма.
В постсоветских условиях стало возможным такое явление как «советский» консерватизм, помимо которого можно выделить «имперский» и «евразийский» консерватизм. Имперские консерваторы позиционируют себя как преемники консерваторов Российской империи, в частности, «черносотенцев», и достаточно критически относятся к советскому периоду российской истории. Среди авторов данного направления можно выделить В.В. Кожинова. Советские консерваторы определяют СССР как апогей развития особой цивилизации, существующей на просторах Евразии. Одним из наиболее значительных авторов, которого можно отнести к советскому консерватизму, является С.Г. Кара-Мурза. Советский консерватизм отличает положительное отношение к СССР и советской идеологии, особенно подчёркивается необходимость преодоления негативных для «советской цивилизации» сторон марксизма, которое произошло в период сталинизма. Как непосредственные наследники евразийцев первой половины двадцатого века позиционируют себя евразийские консерваторы. Одним из крупнейших идеологов евразийского консерватизма, или евразийства, является А.Г. Дугин.
Анализируя направления в современном российском консерватизме, можно выделить общие черты между ними. В первую очередь это – цивилизационный подход, и рассмотрение СССР как периода в существовании определённой цивилизации. Различия между Западом и Россией, согласно всем трём направлениям, имеют фундаментальный характер и не могут быть преодолены во многих сферах, в первую очередь - на культурном уровне. Например, так С.Г. Кара-Мурза отзывается о различии интерпретаций теории эволюции Дарвина западными и российскими учёными: «В своих комментариях русские учёные предупреждали, что это английская теория, которая вдохновляется политэкономическими концепциями либеральной буржуазии. Произошла адаптация дарвинизма к русской культурной среде («Дарвин без Мальтуса»), так что концепция межвидовой борьбы за существование была дополнена, а порой и заменена теорией межвидовой взаимопомощи».
В.В. Кожинов также рассматривает СССР как этап в развитии евразийской цивилизации, и чётко разделяет Европу, в том числе и западных славян, православных, от России: «Сталин, очевидно, не осознавал бесперспективность вовлечения в геополитическое поле России-Евразии оккупированных в ходе войны стран Восточной Европы. Сам по себе тот факт, что эти страны в результате Победы оказались под контролем СССР, был естествен и, в сущности, неизбежен – что признавали позднее и некоторые способные к беспристрастным суждениям западные историки. Но в геополитическом плане «присоединение» европейских стран к Евразии не имело сколько-нибудь надёжного будущего». Следует также привести мнение С.Г. Кара-Мурзы о Л.Н. Гумилёве: «Тот, кто не склонен сразу же доверяться новоявленным идеологам, всегда может прочесть хотя бы книги Л.Н. Гумилёва, замечательные и как литературные произведения». Таким образом, как имперские, так и советские консерваторы во многом разделяют идеологию евразийства, что даёт основания объединять по данному признаку эти три направления. Причём основой для сближения является не только цивилизационный подход, но и отношение консервативных идеологов к государству: сохранение традиционного для России, авторитарного типа государства представляется ими одной из высших ценностей. Это явление можно обозначить как этатизм, присущий современным разновидностям российского консерватизма.
«Антиэтатизм» представителей экспертного сообщества в России является, согласно С.Г. Кара-Мурзе, причиной многих политических и экономических проблем в современной России: «Долгое время, покуда программа реформы выводилась из стратегической задачи «создания необратимости» в разрушении советской системы, выступления экспертов отличались радикальной антигосударственной направленностью. Инерция этого импульса ещё далеко не преодолена, и заложенные им стереотипы дорого обходятся обществу» . Особую роль государства С.Г. Кара-Мурза подчёркивает, говоря об образовании не только политических наций, но и этнических общностей: «Государство играет в этногенезе и «собирании» народов и наций исключительную роль. Это видно уже из того, какое значение имеют для этого процесса границы (даже не только государственные, а и административные, также устанавливаемые государственной властью)».
Как один из наиболее существенных недостатков современной политической ситуации в российском консерватизме выводится «нарушение всех иерархических отношений, и уничтожение традиций» , которое «обосновывается в России необходимостью воспринять нормы «правильной» цивилизации Запада». Консерваторами всех направлений подчёркивается пагубность уничтожения «идеократического» государства, что резко отличает их от революционеров-марксистов.
Консерваторы так описывают отношение особой евразийской цивилизации и парламентской демократии западного образца: «Что же мы видим сегодня в России, разрушаемой в соответствии с мифами евроцентризма? Устранение не только социальных, но и глубинных культурных и психологических оснований власти, которая в России всегда легитимировалась не технологической эффективностью, а моральными ценностями – идеями любви и справедливости (чему совершенно не противоречат вспышки жестокости, которым бывают подвержены и отец, и царь, и кухарка). И в то же время России не дали вырастить ни ту форму демократии, к которой она совершенно очевидно и быстро эволюционировала (сравните ряд Сталин - Хрущёв – Брежнев), ни ту, которая стала нарождаться в травмах перестройки – парламентскую, но сугубо российскую. Ей навязывают совсем уж несусветную модель технократического «государства принятия решений»». Универсальная парламентская демократия у современных российских консерваторов заменяется особыми формами «народовластия», которые можно было бы обобщённо назвать «патриархальной» демократией, основанной на определённых нравственных принципах, понимаемых достаточно абстрактно.
Для советских консерваторов характерно отрицание своей приверженности какой-либо идеологии: «для понимания смысла государственного строительства в России после Октября 1917 года надо хотя бы на время отвлечься от идеологических оценок. Особенно искажает реальность рассмотрение истории Советского государства и права через идеологический фильтр евроцентризма. Через него всё видится неправильным, а часто и необъяснимым. Поневоле приходится прибегать к вульгарному психоанализу, сводя дело к комплексам и психическим отклонениям «тиранов» или мистическим тайнам «русской души». Напротив, в свете теории современного и традиционного обществ история Советского государства и права укладывается в рациональные рассуждения, приводящие к логичным выводам». Однако советские консерваторы одновременно подчёркивают «идеократический» характер СССР, и увязывают негативные последствия разрушения СССР с крушением «идеократии». Данная черта окончательно отделяет советских консерваторов от левых политических движений. Одновременно, с отказом от марксизма, образуется идеологическая пустота, которая заполняется затем евразийским учением, подобно тому, как идея объединения бывших советских республик воплощается в создании Евразийского Союза.
Имперский консерватизм солидарен с советским не только в приверженности этатизму и принятии глубинных различий между цивилизациями России и Запада, но и в признании «идеократизма» неотъемлемой чертой евразийской цивилизации: «Победа Октября над Временным правительством и над возглавляемой «людьми Февраля» Белой армией была неизбежна, в частности, потому, что большевики создавали именно идеократическую государственность, и это в конечном счёте соответствовало тысячелетнему историческому пути России. Ясно, что большевики вначале и не помышляли о подобном «соответствии» и что их «властвующая идея» не имела ничего общего с предшествующей. И для сторонников прежнего порядка была, разумеется, абсолютно неприемлема «замена» Православия верой в Коммунизм, самодержавия – диктатурой ЦК и ВЧК, народности, которая (как осознавали наиболее глубокие идеологи) включала в себя дух «всечеловечности», - интернационализмом, то есть чем-то пребывающим между (интер) нациями. Однако «идеократизм» большевиков всё же являл собой, так сказать, менее утопическую программу, чем проект героев Февраля, предполагавший переделку России – то есть и самого русского народа – по западноевропейскому образцу».
Общей чертой современных консерваторов является осуждение либеральных элементов в идеологии современной российской элиты, «реставраторов». А.Г. Дугин, так определяет негативные, по его мнению, моменты в политическом курсе российской власти: «Что мы видим в случае Путина? Есть ли признаки резонанса с этой сакральной стороной русской державности? Нет. Даже в отделённом приближении. Концепт государственности у Путина совершенно европейский и полностью соответствует принципу государства-нации (Etat-Nation). Совершенно очевидно, что для Путина имеют значение только формальные стороны Государства; всего остального он либо не знает вообще, либо не придаёт значения. Государство для него - технический конструкт». Таким образом, А.Г. Дугин видит слабые стороны власти в отказе от «идеократической» модели и следованию принципам «реальной политики», которая впервые в российской истории выступает как основа идеологии. В этом заключается одно из основных отличий современного российского государства от Российской империи и СССР. А.Г. Дугин отмечает, что власть в России стала слишком «европейской»: «Везде мы видим только одно – технологи, прагматики, практики. Вот это как раз совершенно не по-русски, а скорее, по-европейски».
Позиция С.Г. Кара-Мурзы, утверждавшего в 2007 году, что В.В. Путин – это лидер-символ, который может заговорить «как командир» , то есть начать осуществление разработанных советскими консерваторами концепций, характерна для многих представителей советского консерватизма. Дискурс российской власти отчасти соответствовал этим ожиданиям: так, в 2009 году лидер партии «Единая Россия» Б.В. Грызлов обозначил её идеологию как «российский консерватизм». Тем не менее, в дальнейшем представители российской власти продолжили осуществлять политику, опирающуюся на прагматизм, так как осуществление того или иного консервативного проекта повредило бы либеральным элементам в политическом имидже В.В.Путина и пошатнуло бы его позиции как «общенационального символа».
Современные российские консерваторы видят противоречие между либерализмом в экономике и укреплением государства с позиции своих идеологий, но с точки зрения «реальной политики» власти никакого противоречия не существует. В развивающихся странах, стоящих на пути капиталистической модернизации, авторитаризм необходим для поддержания стабильности в политике и рыночной экономике, нормальное функционирование которой при других политических условиях невозможно. В качестве примера можно привести некоторые успешно модернизирующиеся азиатские государства, в частности, Сингапур, с руководством которого российская власть развивает сотрудничество и заявляет о готовности перенимать сингапурский опыт. Необходимость стабильности, обеспечивающейся авторитаризмом и умеренным консерватизмом, перекликается с концепцией Р. Дарендорфа о «долине слёз», предостерегающей от крайних проявлений авторитаризма при модернизации, нужной для перехода к обществу с либеральными и рыночными ценностями.
Р. Дарендорф так описывает модернизацию и переход к демократии: «Беспорядки не способствуют экономическому развитию, а политическая нестабильность вызывает страх. Благие попытки миновать долину слёз проваливаются. Общее настроение начинает колебаться, затем резко меняется». Следует отметить, что сам по себе авторитаризм и сильное государство не может гарантировать модернизацию, для неё необходима определённая программа, которая будет использоваться властью не только для популистской риторики, но и реализовываться на практике. С другой стороны, исторические условия, экономические и политические предпосылки делают неавторитарную модернизацию возможной для послевоенной Западной Европы или бывших сателлитов СССР в Восточной Европе.
Таким образом, консерватизм в современной России делится на «консерватизм власти», или «государственный», и «консерватизм интеллектуалов», или «этатистский». Для государственного консерватизма характерна ориентация на «реальную политику», рассмотрение евразийства как основы для взаимовыгодной политической и экономической интеграции на постсоветском пространстве, для этатистского консерватизма характерна опора на идеологию, вобравшую в себя многие элементы евразийства, и стремление навязать эту идеологию власти. Наблюдение разрыва и точек соприкосновения идеологии консерваторов и «реальной политики» власти позволяет выявлять современную российскую государственную идеологию, построенную на попытках совмещения часто противоречащих друг другу элементов прагматизма и консерватизма, создания идеологии на основе отрицания идеологии.
1.Исаев И. А. Евразийство: идеология государственности // Общественные науки и современность. 1994. № 5. С. 42—55
2.Сироткин В. Г. Почему Троцкий проиграл Сталину? - М.: Алгоритм, 2004. - 384 с.
3.Киссинджер Г. Дипломатия Пер. с англ. В. В. Львова / Послесл. Г. А. Арбатова. — М., Ладомир, 1997. — 848 с.
4.Восленский М.С. Номенклатура. — М.: Захаров, 2005. — 640 с.
5.Крыштановская О.В. Анатомия российской элиты. — М.: Захаров, 2005. - 384 с.
6.Песков А.М. "Русская идея" и "русская душа" : очерки русской историософии – М.:ОГИ, 2007. – 102 с.
7.Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: История и типология. Материалы международной конференции. Неаполь, май 1997/ Составитель Б. А. Успенский - М.: О. Г. И. , 1999. – 152 с.
8.Митрохин, Н.А. Русская партия: движение русских националистов в СССР, 1953-1985 годы – М. : Новое литературное обозрение, 2003 . – 619 с.
Кетов Александр, кандидат политических наук.