Содержание, основные этапы и факторы политического транзита в России.

Основные этапы политического транзита в России (1991- 2006гг).

Многочисленные процессы, происходившие в рамках постперестроечного периода привели не только к серьезным трансформациям внутри политической системы, преобразованиям ее институциональной, коммуникативной, информационно-регулятивной подсистем, но и способствовали кардинальному изменению в направлении, вектора политического развития, смене режима. [Саква Р.1997: 61-62]. Можно схематически выделить несколько этапов политических изменений в России 1.1991-1993 характеризуется процессом «Шоковой терапии», противостоянием ветвей власти и установлением т.н. «режима-гибрида». 2.1993-1996 характеризуется становлением политической системы в стране и кризисом легитимности Б. Ельцина. 3.1996-1999 характеризуется ослаблением режима и поиском преемственности власти. 4.1999-2003 характеризуется сменой режима и приходом к власти В. В. Путина, следствием чего явились последовательное проведение контрреформ авторитарного характера 5.2003-2006 характеризуется глубокими экономическими и политическими изменениями в стране и продолжающимся кризисом политической системы. Начало посткоммунистического периода ознаменовали события августа 1991 г., распада СССР, а также уничтожение власти коммунистической партии. Отражением этих событий стало «крушение государства–монстра и формирование нового; разрушение плановой экономики и появление квазирыночных отношений; возникновение плюрализма в политике и идеологии, формирование новой геополитической реальности» [Шевцова Л.Ф. 1996: 80]. К началу 90-х гг. идея либерализма укоренилась в обществе. После 1991 г. политическая элита осуществила своего рода подлог: вырос дикий капитализм и «...мафиозно-компрадорская плутократия, готовая на любой подрыв национальных интересов ради получения прибыли» [Уфимцев В. В. 2003:166].

Уничтожение власти партийно-государственного аппарата в период, когда, с одной стороны, экономика ещё оставалась нерыночной, а с другой – все институты поддержания общественного порядка были построены так, что могли работать лишь под воздействием этого аппарата, сказалось на нарушении функционирования всех систем жизнедеятельности общественного организма. «Главным проявлением чрезмерного ослабления государственности явился именно распад общественного порядка» [Гордон Л.А., Клопов Э.В]. При всей безграничности полномочий, власть съезда народных депутатов была лишена другой необходимой - особенно в контексте российской политической культуры - составляющей. Она не была персонифицированной. Более того, в глазах населения высшая власть персонифицировалась в Ельцине, ставшем символом победы над коммунизмом в августе 1991 г. «Поэтому и имела место парадоксальная, на первый взгляд, картина: съезд народных депутатов, который защищал население от непопулярных экономических реформ, начавшихся в январе 1992 г., пользовался в стране еще меньшим доверием, чем президент, с именем которого эти реформы в значительной степени ассоциировались» [Клямкин И. http://www.liberal.ru/article.asp?Num=52].

В сложившихся условиях на смену государству пришёл «режим», основное оформление и становление которого пришлось на 1991 – 1993 гг. Речь идёт о «режиме-гибриде», который сформировался после событий сентября-октября 1993 г., когда конфликт законодательной и исполнительной власти в 1992-1993 гг., завершился вооружённой схваткой между ними, победой президентской стороны и ликвидацией Советов [Гордон Л.А., Клопов Э.В. 1998:26].

Характерная ситуация, для возникновения «режима», сложилась в России в «августовский период». Причем, слабость институциональных и общественных структур была связана не столько с развалом, сколько с природой предшествующего политического устройства. Подчиненность российского государства коммунистической партии нанесла серьезный ущерб его институциональной структуре. «Партия выполняла функции, которые в обычных условиях являются прерогативой государства, и, действительно составляла организующее ядро всей политической системы» [Саква Р. 1997: 66]. Устранение этого ядра, по мнению Р. Саквы, могло привести «к повторению анархии 1917г., когда разрушение монархической власти полностью подорвало и способность государства как такового к управлению» [Саква Р. 1997: 66]. В посткоммунистической России, по мнению исследователя, этого не произошло лишь потому, что здесь уцелели многие административные порядки, клиентарные связи и поведенческие нормы, которые были восприняты следующим поколением ведущих политиков. Рассматривая сходные политические процессы в странах Восточной Европы, можно констатировать, что там, в ходе прощания с коммунизмом произошло отслоение коммунистического режима от государства. В результате, имело место относительно безболезненная ликвидация монополии компартии, не затронувшая основные государственные институты, которые стали инструментом реформ уже при новом – некоммунистическом режиме. Важным является и тот факт, что в большинстве стран Восточной Европы, по мнению Л. Шевцовой, после падения коммунизма возник консенсус всех политических сил и подавляющей части общества относительно того, как жить дальше [Шевцова Л 1997: 21].

В России же, все произошло совершенно иначе: здесь приход к власти «обновленного правящего класса, включившего в себя как старые кадры партийных и хозяйственных прагматиков, так и новых карьерных профессионалов из демократических рядов» [Мельвиль А..1998: 27], произошел через ликвидацию советского государства. Этот факт имел неоднозначные последствия для реформ. Так, отсутствие эффективных государственных институтов замедлило рыночные преобразования, поскольку их было проблематично проводить в условиях, когда не совсем определенными оказались даже территориальные параметры государственного пространства, национальная идентичность. В этой связи, в условиях российского политического транзита, возникла зрелая обоснованная необходимость «восстановления «нормального» уровня государственности» [Гордон Л., Клопов Э.. 1998: 15] ( под ним, понимается не реставрация прежних порядков, а укрепление институтов, обеспечивающих соблюдение новых, демократических законов и сохранения демократического общественного порядка), без которого в условиях неудачи рыночных и др. реформ, дальнейшее осуществление демократических преобразований было крайне затруднительным. В социальной среде росло разочарование в самой идее демократического реформирования общества и, соответственно, в новых, рыночно-демократического типа институтах, вследствие слабости государства, его неспособности мобилизовать ресурсы необходимые для возрождения или хотя бы стабилизации экономики).

Если обратится к опыту восточноевропейских стран, для которых подобная ситуация имела место и нашла свое разрешение во временном отказе от полной демократии, в частности, в установлении авторитарно-демократического режима правления и усилении роли исполнительной власти [В.П. Киселёв, А.М. Румянцев, М.Е. Трибуненко и др. 1992: 135]. Возвращаясь к российскому опыту, в этой связи, хотелось бы отметить, что России удалось отчасти повторить опыт восточно-европейских государств, благодаря отступлению от воплощения классической системы разделения властей, что отразилось в усилении исполнительной вертикали и, одновременно, расширении полномочий института президентства. Подобные изменения воплотились в действительность и стали возможными после известных событий силового разрешения конфликта между исполнительной и законодательной ветвями власти и принятия нового Основного закона страны (институализировавшего президентскую победу над парламентом).

В соответствии с новой Конституцией, президент значительно усилил свои властные позиции: сосредоточив в своих руках всю полноту исполнительной власти и, наделяясь, огромными законодательными полномочиями (получив, таким образом, возможность влиять на ветви власти), глава государства занял роль «пристрастного арбитра», в отношениях между властями, что способствовало усилению авторитарной составляющей фактического процесса осуществления власти в России. Эту мысль дополняет В. Елизаров, считая что «нарастание авторитарных тенденций в условиях доминирования института президентства, способствует ограничению числа значимых игроков в составе элиты, централизации отношений между её основными ветвями» [ЕлизаровВ.П. 1999: 77]. Характерной особенностью посткоммунистического развития России данного периода является симбиоз власти и собственности, который превратил политический процесс в закулисный торг, основанный на личных, групповых, корпоративных интересах. Т.н. «Залоговые аукционы», позволяющие практически за бесценок приобретать крупнейшие предприятия страны бизнесменами близкими к власти привела к приватизации политики посткоммунистическими элитами, образующими внутри себя «политико-финансовые группы, участники которых связаны тесными патрон – клиента льными связями» [Афанасьев Л. 1994: 125], фактически препятствовала легитимизации нового строя в глазах большинства населения. По мнению В. Лапкина: политическая власть, узурпировавшая собственность, всё больше отдаляется от общества, по возможности освобождаясь от публичных обязательств [Лапкин В. 1998: 172]. Не имея широкой поддержки, и понимая временный характер своего существования, корпоративные элитные группы в своей политике опираются на текущую ситуацию, которая даёт сиюминутную выгоду, фактически не принимая перспективных решений.

В период 1994-1996 гг. существенную роль стали играть также медиа-магнаты, такие как Березовский и Гусинский, а также представители банковского капитала. «В это же время Президент РФ Б.Н.Ельцин стал проводить консультационный встречи с представителями российского бизнеса, и именно в это время вошел в оборот термин «олигархи», которым называли некоторых участников этих встреч» [А. Сунгуров http://www.strategy-spb.ru/Koi-8/Proekt/lenta_novostei/obj_ych_i_publ_pol/3-1/3-1-2001_1.htm 23]. Рассматривая политический транзит в посткоммунистический период, создаётся впечатление, что, несмотря на глубокий разрыв между властью и обществом, значительная часть российского населения (продолжая высказывать возмущение политикам) всё же нашла свой способ выживания. Сам режим научился сдерживать, останавливать ситуации напряжённости как внутри себя, так и в обществе. Таким образом, несмотря на хаотичность и сумбурность в своём функционировании, этот режим, постепенно, стал обретать свою внутреннюю логику, пусть на первый взгляд и противоречивую. Значительным подспорьем в этом ему стали – избрание представительного органа в 1995г., а также выборы Президента в 1996г., в результате которых режим обрёл обновлённую, если не новую, легитимацию. Многое зависело от решения «олигархов» «поддержать Б. Ельцина на президентских выборах, и обеспечение этого решения всеми необходимыми финансовыми и информационными ресурсами, что стало важным фактором его избрания на второй срок» [А. Сунгуров http://www.strategy-spb.ru/Koi-8/Proekt/lenta_novostei/obj_ych_i_publ_pol/3-1/3-1-2001_1.htm 23].

В процессе избирательной компании, велась активная пропаганда в СМИ, практически все федеральные медио-ресурсы были на стороне тогдашней власти. В 1996 г. общество было готово исправить такое положение в ходе демократический выборов, но ему это не удалось. «Посредством манипулятивных электоральных технологий и черных денежных потоков был осуществлен второй подлог» [Уфимцев В. В. 2003:166].

Антикоммунизм помог Ельцину победить на выборах 1996 года, даже при почти полной исчерпанности его харизматического потенциала. Однако голосование не столько не столько за Ельцина, сколько против Зюганова не могло обеспечить победителю устойчивой легитимации в пределах конституционного срока президентских полномочий. «Отсюда - лозунг отставки президента, ставший особенно популярным после событий 17 августа. Формально за эти события отвечало правительство. Но в условиях, когда формирование правительства почти всецело определяется президентом, когда оно подчиняется только ему и собственного политического лица не имеет, неудачи кабинета министров ведут к делегитимации президентской власти» [Клямкин И. http://www.liberal.ru/article.asp?Num=52]. Несмотря на свою гибкость, режим Ельцина оказался неготовым к разрешению серьезного политического и экономического кризиса, начало которому положил финансовый обвал в августе 1998 года. «Стало ясно, что нерасчлененное самодержавие не может решить проблему ответственности за провалы и перейти к обновлению политического и экономического курса. Осенью 1998 года Россия оказалась перед угрозой обвала власти» [ШевцоваЛ.www.ieras.ru/journal/journal4.2000/3.htm]. Шевцова считает, что в этот период кризиса Ельцин «пошёл на неожиданный эксперимент» сформировав в России т.н. систему «двойного лидерства возложив ответственность за текущее развитие на премьера (им стал Евгений Примаков), который получил поддержку парламента». [ШевцоваЛ.www.ieras.ru/journal/journal4.2000/3.htm]. Начиная с 1996 года, а скорее и раньше, у Ельцина уже была одна цель – сохранение власти и передача ее в надежные руки. Новый реальный острый кризис 1999 г. - кризис преемственности. Народ с энтузиазмом проголосовал за авторитарную власть с «демократическим фасадом». Путин знаменует конец революционного периода (термидор), при этом он вроде бы не собирается переходить к открытой диктатуре. Автор справедливо отмечает «колоссальную устойчивость» нашей политической культуры [Фурман Д. 2003: 22].

«Все действия Ельцина, вплоть до его неожиданного ухода в декабре 1999 года были подчинены этой единственной цели. Он пожертвовал своим образом революционера и реформатора во имя обеспечения безопасности для себя и своей семьи – довольно жалкий конец для лидера, приход которого к власти сопровождался столь массовыми надеждами». [ШевцоваЛ.www.ieras.ru/journal/journal4.2000/3.htm]. Ю.Красин, анализируя возможные изменения в России после 2000 года отчасти верно считал более вероятным следующий сценарий: «...Утверждение умеренно авторитарной власти, применяющей при необходимости жесткие меры для обеспечения целостности страны» [Красин 2003: 128]. Действительно, избрание директора ФСБ, бывшего работника органов на пост президента, безусловно, говорит о «реализации авторитарных тенденций» и о «становлении авторитарного выбора» в стране [В.В. Уфимцев 2004: 166]. Что касается легитимации нового политического режима, то важно отметить, что она состоялась достаточно быстро: «Население, уставшее от хаоса и несправедливости последнего десятилетия, с удовольствием восприняло наступившую социально экономическую стабилизацию, тесно связав её с новым курсом президента Путина на установление порядка и укрепление государства» [А. Рябов. 2004: 29].

Третьи президентские выборы 2000 г. проходили при фактически полной смене политических декораций и самого смысла электорального действия. Выбирали не политический курс, не лозунги и не эмоциональные симпатии, а стиль правления. «Выбирали не «наследника», а скорее «могильщика» стиля предыдущего президента. Причем выбирали практически без сопротивления, поскольку главный оппонент (стиль предыдущего правления) фактически утратил влияние до начала формальной электоральной кампании» [Ю. Левада http://intelros.ru/lib/statyi/levada1.htm]. Характерна ситуация при которой выборы фактически превратились в фикцию - разгром, а потом и поглощение наспех созданной партией власти конкурировавшей группы Ю. Лужкова - Примакова, а тем самым – устранение серьезных персональных альтернатив на президентских выборах. «Тем самым впервые за постсоветские годы была реализована модель «выборов без альтернативы». Попытки сопротивления этой модели (в том числе через СМИ) оказались неудачными» [Ю.Левада http://intelros.ru/lib/statyi/levada1.htm].

А.Зудин следующим образом излагает цели режима Путина: 1.Этатизм, когда вся власть замыкается на Кремле. «Ориентация на подчинение бюрократии государству...». 2.«Партизация» системы власти, т.е. создание политической партии «доминантного» типа. Политический плюрализм и конкуренция ограничены. 3.Корпоративизм, предполагающий «институционализацию интересов и их взаимодействия с системой власти в форме, совместимой с регулярными выборами и политической конкуренцией». 4.Ориентация на последовательную масштабную модернизацию [Зудин 2003: 82-83]. Государство, которое «консолидировалось» в итоге первого срока Путина, это государство, которое, как и при Ельцине, продолжает жить в обход закона и вопреки любым принципам. Правда, при Ельцине государство, жившее «по понятиям», было неупорядоченным, а Путин это "понятийное", неправовое государство упорядочил. [Шевцова Л. 2005]. Владимиру Путину удалось ещё в ходе своего первого срока президентства построить свой специфический политический режим. «Тем самым он подтвердил диалектику воспроизводства постсоветской власти: для того чтобы контролировать ситуацию и получить собственную легитимность, преемник должен демонтировать политический режим своего предшественника, при этом прямо или косвенно возложив на него ответственность за свои будущие проблемы» [Шевцова Л. http://www.ng.ru/ideas/2005-01-21/1_otkat.html].

И действительно, в скорее после своего избрания президент встречается с ведущими бизнесменами, и вырабатывается известный принцип равноудалённости – бизнес не лезет во власть, власть не мешает бизнесу. Кто нарушает это правило, выступает против власти, со всеми вытекающими последствиями. С ареста в сентябре 2003 года Михаила Ходорковского, власть в России двинулась в направлении смены характера правящего режима в России. Как следствие только несколько элементов демократического фасада остались нетронутыми, а большинство основополагающих принципов, включая разделение полномочий между исполнительной и судебной властью, независимость судебной системы и свободу средств массовой информации, были полностью отвергнуты [Павел К. Баев 2004: 8]. Президентские выборы 2003 года знаменовали собой нечто гораздо большее, чем акт автоматического утверждения Путина в его должности. Эти выборы завершают исторический этап посткоммунистического эксперимента. «Консолидировавший свой политический режим Владимир Путин должен зацементировать возникшую в России систему и еще может по-разному замешать свой цемент, определяя пропорцию государственничества, патриотизма, популизма и либерализма» [Шевцова Л. 2005].

Ещё в начале президентства Путина был взят курс на сверхцентрализацию страны, что и показал ряд мер, в частности раздел страны на федеральные округа и введения в них института полпреда президента, задачи которого и тогда и сейчас вызывает ряд вопросов. После террористического нападения в сентябре 2004 года на школу в Беслане, в Северной Осетии, Путин объявил о целом ряде новых шагов, явно направленных на сворачивание демократических процедур и федерального устройства и взял в свои руки исключительное право назначать региональных губернаторов [Павел К. Баев 2004: 8]. Как видно, эта мера имеет весьма далекое отношение к борьбе с террористическими актами, зато она имеет прямое отношение к укреплению т. н. «вертикали власти» на строительство которой был взят курс с самого начала.

Неорганизованное российское общество осталось, пожалуй, единственной автономной политической силой в персоналистском режиме. Все это придает реальность фактору, который носит название «российский избиратель». В реальности этого фактора состоит главный вывод из массовых протестов против монетизации в начале 2005 года. [А.Зудин http://www.liberal.ru/sitan.asp?Num=587]. Таким образом, в этом параграфе мы попытались рассмотреть политический транзит в России с 1991-2006гг., сквозь призму становления политической системы. В этой связи, нам кажется очевидным, что процессуальную форму многочисленным изменениям, возникающим в ходе сформирования политической системы в России, задают её элементы (политические партии, профсоюзы, элиты, общество и т. д.), находящиеся в постоянном взаимодействии друг с другом. И от того, в каком ритме, форме, содержании, будет осуществляться это взаимодействие, на наш взгляд, будет зависеть характер и направление политического транзита в России в дальнейшем. В этой связи хотелось бы проследить, как менялось отношение в российском обществе к процессу перехода и к демократии как режиму. Почему в последние пять лет население в массе своей не обращает внимание на свёртывание демократических свобод в стране. Почему рейтинг политика, который разрушает, те немногие элементы демократии, которых удалось добиться в тяжёлые 90-е годы невероятно высок? Запрос ли это общества на авторитарный откат или может быть это естественный процесс?